И с момента, как он вылил серебристое содержимое фляжки, наколдованной Гермионой, в думосбор в кабинете директора — все изменилось. Наверное, подсознательно Гарри всегда понимал, что его отец поступает неправильно, но одно дело признать это, когда Снейп был жив и дать ему повод для торжества, и совсем другое, когда объект травли мертв и не может презрительно смотреть на тебя и цедить едкие оскорбления в адрес твоего отца. Тогда и пожалеть его легче и признать, что ты был неправ — тоже. Только почему‑то очень муторно и неприятно на душе, как будто ты сделал одолжение мертвецу, ведь ты никогда больше с ним не встретишься и не заговоришь…
Когда Рон бросил их в королевском лесу Дин, они с Гермионой много разговаривали долгими зимними вечерами. И он как‑то рассказал ей несколько эпизодов из воспоминаний, и пожаловался на то, что он чувствовал только бесконтрольную ярость и желание нагрубить, когда смотрел это. Гермиона очень серьезно и внимательно выслушала его и сказала, что обычно правда, любая правда не нравится людям. Особенно когда тебе ее показывают те, кто всегда высокомерно изрекал: «А ведь я вам говорил!»
Мало кто может признать свою неправоту, особенно в таком возрасте. А как сказала Гермиона, подростки страшные максималисты и не умеют спокойно принимать то, что неправы они, а не взрослые.
Гарри бережно закрыл ящичек и неслышно ступая, ушел из этого царства покоя и холода.
* * *Долгие годы он регулярно просматривал в найденном в доме на Гриммо старинном думосборе оставленные профессором воспоминания. Каждый раз он находил новые и новые детали, которые упустил, когда смотрел впервые, ведь тогда его внимание было приковано только к отцу.
Теперь же он неотрывно разглядывал все: и юную Лили Эванс, на ногу которой едва–едва не наступает острым задним копытом мечущийся от боли молодой гиппогриф, и несчастного Обри, который вынужден был удерживать изо всех сил руками увеличенную голову, чтобы не сломалась шея, и окровавленные ухо и щека маленького Снейпа, когда с него сорвали наушники в теплице, при пересадке молоденьких мандрагор, и торжествующе–злобные лица Мародеров, крушащих ледяную статую василиска…
Он за девять лет просмотрел их десятки раз. Он настоял, чтобы на кладбище рядом с Хогвартсом, где покоились большинство зашитников школы, была поставлена черная надгробная мраморная плита с высеченной серебряными буквами эпитафией: «Всегда! До последнего вздоха…». Он заказал и повесил в кабинете директора портрет Северуса Снейпа, который, к недоумению многих не двигался, оставаясь неподвижным и величественным, смотрящим в одну точку.
Наконец, он назвал своего второго сына именами двух последних директоров Хогвартса — Альбус Северус.
Вездесущая и любопытная как сорока Рита Скитер написала после этого новую книжку, в которой умилялась поступком Гарри. Назвать любимого сына в честь ненавистного профессора! А уж тем более после того, как Гарри в Битве рассказал всем, что Северус Снейп обожал его маму… Сенсация была в духе Скитер, книга выпускалась три раза, и расходилась с бешеной скоростью, даже за границей печатались миллионные тиражи, охотно раскупавшиеся сердобольными романтическими кумушками, упивавшимися сопливым повествованием и рыдавшими над описанными пронырливой репортершей душевными муками великого Гарри Поттера, который страдал, потому что так и не поведал покойному профессору, что был неправ, подозревая его во всех смертных грехах…
…Гарри вернулся с семьей с праздника, который устраивала в Норе Молли по поводу того, что малышу Альбусу–Северусу исполнился месяц. Через час, когда домочадцы уснули, он, по привычке, прошел в кабинет.
И остановился как вкопанный.
На столе, возле думосбора, стоял высокий флакон зеленого стекла.
Гарри на враз ослабевших ногах подошел к столу. На доме стояла мощнейшая защита. Кто мог проникнуть сюда, чтобы доставить этот предмет? Хотя он уже видел, что именно в нем — внутри переливалось серебристое содержимое воспоминаний.
Сердце забилось у самого горла — он понял, что сейчас его сомнениям и мучениям придет конец.
* * *…Гарри нырнул в думосбор и оказался посреди зеленого тропического леса. Где‑то недалеко шумел водопад, его местоположение было видно по постоянной радуге, образовавшейся в небе от мельчайших водяных брызг. Слышалось пение множества птиц, в воздухе разливался пьянящий аромат незнакомых цветов, порхали стайки маленьких разноцветных колибри и наоборот, непривычно огромных бабочек.
Раздалось шуршание, и на поляну выполз старый знакомый — огромный василиск. Справа зияла темным входом огромная пещера, наполовину скрытая свисавшими лианами. А рядом стояло небольшое добротное бунгало. Из дома показался высокий худой человек в светлой магловской рубашке и темных брюках, который что‑то говорил маленькому эльфу–домовику. Джимси!
Живой и невредимый профессор Зелий вышел на поляну.
— Да, Поттер, не удивляйтесь. Я жив. Меня спас мой верный друг–эльф. Именно он переместил меня из Хижины в мои апартаменты и запечатал их наглухо. Он незамедлительно напоил меня антидотом на основе яда василиска, который нейтрализует действие яда любой змеи и смазал мою рану моим же Универсальным бальзамом для волшебных тварей. Чудодейственная вещь, надо сказать! Благодаря его производству я зарабатываю неплохие деньги, которые позволяют мне жить с максимальным комфортом!
Признаться, я так устал за все годы преподавания от студентов и вообще, от людей, что мне и сейчас абсолютно не хочется возвращаться в магический либо магловский мир.
Все‑таки я больше отшельник и мизантроп. Мне хорошо с моей компанией друзей, и я изредка бываю в гостях в Малфой–Меноре, неделю или две от силы. Больше я в Британии не выдерживаю, раздражает, знаете ли.
И я очень надеюсь, что вы будете помалкивать о том, что видели меня и знаете, что я жив.
Впрочем, этот остров ненаносим и вряд ли вы найдете меня, даже если возникнет сильное желание.
А отправил я вам весточку с Джимси, и это его воспоминание, только потому, что мне друзья прислали книжонку Риты Скитер. Вот уж не думал, что вы так сильно переживали мою кончину. Я был уверен, что вы были бы рады избавиться от меня… или мне показалось?
Но в любом случае, Поттер, совесть не позволила мне и дальше мучить вас неизвестностью и неопределенностью, поэтому, просмотрев мое послание, вы можете успокоиться и жить дальше.
Поверь, Гарри, я вовсе не стою таких мучений и переживаний, — спокойно сказал Снейп, глядя прямо туда, где стоял Поттер. — Успокойся и живи дальше без дум и забот — со мной все в порядке! Теперь ты в этом убедился. И, надеюсь, ты понял, то, что я показывал тебе на Уроках — это для твоей же пользы, а не для того, чтобы уколоть тебя побольнее.
