— Имена одиннадцати человек, которых ты убил прошлой ночью, — ответил Марш. — Я подумал, ты захочешь их знать.
Кельсер смял лист и швырнул в очаг, где потрескивали поленья.
— Они служили Последней империи.
— Они были людьми, Кельсер! — резко бросил Марш. — Живыми людьми, имели семьи. Некоторые из них были скаа.
— Это предатели.
— Это люди, — повторил Марш. — Люди, которые всего лишь пытались принять жизнь такой, какая она есть.
— Ну, я делаю то же самое, — сказал Кельсер. — И к счастью, жизнь дала мне способность расправляться с людьми вроде них. Если уж они хотят выступать против меня, как лорды, то могут и умереть как знатные люди.
Лицо Марша потемнело.
— Как ты можешь столь легкомысленно говорить о смерти?
— Да так, Марш, — пожал плечами Кельсер. — Чувство юмора — это все, что у меня осталось. Чувство юмора и решимость.
Марш негромко фыркнул.
— Тебе следовало бы радоваться, — продолжал Кельсер. — Я десятки лет выслушивал твои лекции и наконец-то решил сделать нечто, достойное моих талантов. И теперь, когда ты пришел, чтобы помочь, я уверен…
— Я здесь не для того, чтобы помогать, — перебил его Марш.
— Тогда зачем ты явился?
— Задать тебе вопрос, — Марш шагнул вперед и остановился прямо перед Кельсером.
Они были почти одного роста, но поскольку Марш всегда держался очень прямо, то казался намного выше.
— Как ты смеешь заниматься этим? — тихо спросил он. — Я всю жизнь посвятил тому, чтобы разрушить Последнюю империю. Пока ты со своими друзьями-воришками веселился, я был в бегах. Пока вы задумывали очередное ограбление, я организовывал налеты на лордов. Пока ты жил в роскоши, я видел, как храбрые и достойные люди умирали от голода. — Марш наклонился и ткнул пальцем в грудь Кельсера. — Да как ты смеешь?! Как ты смеешь вообще привлекать мятежников к очередной своей «работенке»? Как ты смеешь использовать великую мечту ради собственного обогащения?
Кельсер отвел руку Марша.
— Деньги тут ни при чем.
— Вот как? — язвительно спросил Марш, кивнув на надпись «Атиум» на доске. — Зачем ты затеял эту игру, Кельсер? Зачем втянул Йедена да еще делаешь вид, будто он тебя «нанял»? Ты изображаешь из себя защитника скаа? Но мы с тобой отлично знаем, какова твоя подлинная цель.
Кельсер стиснул зубы, чувствуя, как его покидают последние капли веселости. «Брат всегда умел вывести меня из себя…»
— Ты совсем не знаешь меня нынешнего, Марш, — тихо произнес он. — Дело не в деньгах… у меня уже было денег больше, чем вообще может истратить человек. Смысл этой работы в другом.
Марш стоял все так же близко, внимательно изучая Кельсера взглядом, как будто пытался разглядеть правду где-то внутри.
— Ты всегда был отличным лжецом, — сказал он наконец.
Кельсер тяжело вздохнул.
— Прекрасно, думай как хочешь. Но избавь меня от проповедей. Возможно, когда-то ты и мечтал разрушить Последнюю империю… но теперь ты превратился в хорошего послушного скаа, работающего в собственной лавке и виляющего хвостом перед знатными людьми, когда те удостаивают тебя визитом.
— Я трезво взглянул на вещи, — отрезал Марш. — Как раз это тебе никогда не удавалось. Даже если ты всерьез строишь планы, ты все равно потерпишь поражение. Каждый раз, когда начинался бунт — с налетами, грабежами и убийствами, — он заканчивался поражением. И самые отчаянные наши усилия не вызывали у лорда-правителя даже легкого раздражения.
— Ох, — сказал Кельсер, — я-то как раз умею раздражаться. И раздражен я далеко не слегка. Все мне твердят, что я провалюсь. Но почему бы мне не воспользоваться своим даром, чтобы сделать что-то хорошее?
Марш вздохнул отворачиваясь.
— Да при чем тут «хорошее», Кельсер? Это же просто месть. Ты все такой же. Я верю, что ты не гонишься за деньгами… я даже верю, что ты действительно намерен собрать для Йедена армию, за которую он тебе заплатил. Но я никогда не поверю в твои добрые намерения.
— Вот здесь ты ошибаешься, Марш, — тихо произнес Кельсер. — И всегда ошибался, когда думал обо мне так.
Марш нахмурился.
— Возможно. Но как все началось? Йеден сам пришел к тебе или ты явился к нему?
— Да какая разница? — отмахнулся Кельсер. — Послушай, Марш, мне нужен кто-то, кто может проникнуть в братство. Ничего не выйдет, если мы не найдем способ присматривать за инквизиторами.
— И ты действительно рассчитываешь, что я тебе помогу?
Кельсер кивнул.
— Именно потому ты пришел, что бы ты ни говорил. Ты однажды сказал, что считаешь меня способным на великие дела, если, конечно, я выберу достойную цель. Ну вот, цель найдена… и ты собираешься мне помочь.
— Теперь это не так легко, Кел, — сказал Марш, качая головой. — Одни люди изменились. Другие… других уже нет.
Кельсер надолго замолчал. Повисла тишина, и даже огонь в очаге начал затухать.
— Я очень по ней скучаю, — едва слышно прошептал Кельсер.
— Да, понимаю… но ты должен быть честен с самим собой, Кел. Несмотря ни на что… я иногда жалею, что ты оказался единственным, выжившим в Ямах Хатсина.
— Я сожалею об этом каждый день.
Марш смотрел на Кельсера холодными, недовольными глазами. Глазами охотника. Бронзового туманщика. Как бы то ни было, Кельсер, похоже, добился одобрения Марша.
— Я ухожу, — сказал Марш. — Но ты, кажется, был вполне искренен. Я вернусь и послушаю, какой еще безумный план ты состряпаешь. А потом… ну, потом увидим.
Кельсер улыбнулся. Несмотря на суровую внешность, Марш был хорошим человеком — лучшим из всех, кого встречал Кельсер. Но когда Марш повернулся к выходу, Кельсер вдруг заметил тень, мелькнувшую в щели под дверью. Он мгновенно воспламенил железо, и светящиеся голубые лучи вырвались из его тела, устремившись к ближайшим источникам металла. Марш, разумеется, не имел при себе ни единой металлической крошки — даже мелкой монетки в карманах. Человеку, который выглядит хотя бы относительно состоятельным, опасно ходить по районам города, населенным скаа.
Но кое-кто другой еще не знал, что не следует носить с собой ничего металлического. Голубые лучи были тонкими и слабыми, они не пробивали дерево насквозь, однако их силы хватило, чтобы Кельсер засек пряжку на поясе некоей особы, быстро и бесшумно удиравшей по коридору.
Кельсер улыбнулся. Эта девочка определенно обладала немалым искусством. Однако годы, проведенные на улице, не прошли даром. Кельсер лишь надеялся, что, развивая ее таланты, он постепенно поможет ей залечить и душевные раны.
— Я приду завтра, — сказал Марш, на секунду задержавшись в дверях.
— Только не слишком рано, — подмигнул Кельсер. — У меня были планы на вечер.
Вин притаилась в своей комнате, в темноте, прислушиваясь к удаляющимся шагам в коридоре. Она скрючилась возле двери, решив подождать — ведь следом мог пройти и второй собеседник. Но в коридоре было тихо, и она облегченно вздохнула.
И тут же в дверь постучали — в нескольких дюймах над ее головой.
От изумления Вин едва не упала.
«А он молодец!» — подумала она.
Она быстро взъерошила волосы и потерла кулаками глаза, стараясь придать себе заспанный вид. Расстегнув рубашку, она подождала, пока стук повторится, и лишь тогда открыла дверь.
Кельсер прислонился к дверному косяку. В спину ему светила та единственная лампа, что горела в коридоре. Высокий мужчина критически оглядел растрепанную Вин.
— Ну? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал сонно.
— Что ты думаешь о Марше?
— Не знаю, — ответила Вин. — Я его раньше никогда не видела, да и теперь не успела рассмотреть, ты же всех нас выгнал.
Кельсер улыбнулся.
— Ты не желаешь признавать, что я тебя поймал?
Вин чуть не улыбнулась в ответ. Ее спасла лишь выучка Рина. «Больше всего бойся тех, кто хочет добиться твоего доверия». Голос брата как будто прозвучал в ее голове. Да, этот голос усилился с тех пор, как Вин встретилась с Кельсером, и все ее инстинкты были на взводе.
Кельсер какое-то время изучающе смотрел на нее, потом отступил на шаг.
— Застегни рубашку и пошли со мной.
Вин нахмурилась.
— Куда мы пойдем?
— Начнем тебя учить.
— Прямо сейчас? — изумилась Вин, оглядываясь на окно.
В щелях ставен не видно было ни малейшего признака света.
— Конечно, — усмехнулся Кельсер. — Прекрасная ночь для прогулки.
Вин привела в порядок одежду и вышла в коридор. Если Кельсер действительно собрался учить ее, она не станет жаловаться, который бы ни был теперь час. Они спустились на первый этаж. В мастерской стояла темнота, в тенях притаились наполовину готовые стулья и прочая мебель. Однако в кухне горел яркий свет.
— Погоди-ка минутку, — бросил Кельсер, направляясь к кухне.
