Каждый день, каждый момент жизни — когда мы запирались в кабинете, когда собирали травы, камни и удобрения за городом, — был занят мыслями о Филиппе. Наши пальцы сплетались, а кровь смешивалась. Я его боготворила, и больше всего на свете мне хотелось, чтобы он полюбил меня.
Я спал с открытым окном и к утру, когда стало холодно, завернулся в простыню и стал похож на червя. Мне вновь снилось, как я превращаюсь в собаку, и я в ужасе проснулся как раз в тот момент, когда зазвонил будильник в моем телефоне.
Когда я оделся и спустился в кухню, времени почти не осталось. Поэтому я схватил сладкий пирожок и сразу вышел во двор встречать эвакуатор. Я так торопился, что в очередной раз наступил на садовые башмаки Лилит. Лучше бы она держала их где-нибудь в другом месте, тогда они бы не летали от моих пинков по всему двору.
Уже наступил ноябрь, и земля была мерзлой.
Я забрался в кабину эвакуатора, и водитель, парень во фланелевой рубашке, тут же пристал ко мне с болтовней о «Сент-Луисских Баранах»,[20] которые играли в это воскресенье. В конце концов, поняв, что мне плевать на футбол, он от меня отстал, и я смог отвернуться к окну и помечтать о Силле.
Я вспомнил о вечеринке, устроенной Эриком, на которой мы танцевали, и мне почему-то пришло в голову, что там же, совсем рядом, находится станция автотехобслуживания. И «Королевская сыродельня». И бар с неоновой рекламой пива в витрине. И магазин метизов и инструментов. И три антикварные лавки. Отлично! Ведь это так удобно, когда все, что тебе может понадобиться, к примеру антикварная мебель, пиво или молоток, есть в одном месте.
Сразу за стеклянными раздвижными дверями продовольственного супермаркета располагалось крохотное кафе миссис Эйприл Макги, и ровно без пятнадцати десять утра в субботу вдоль прилавка выстроилась длинная очередь.
— Я в полном отпаде, «Королевская сыроварня», оказывается, не единственное место для молодежной тусовки в Йелилане, — произнес я.
— За такое открытие ты платишь. Мне две ложки сахара.
Я рассмеялся и пошел за кофе. Через несколько минут мы уже были в магазине метизов — рассматривали стенд с инструментами.
— Тебе чего-нибудь нужно?
— Молотки, — ответил я.
Он улыбнулся:
— Ну ты даешь! В Чикаго что, нет молотков? Или ты не знаешь, как они выглядит? И кстати, ты сказал «молотки», во множественном числе?
— Ну да. Для клуба драмы. Мы… нам, участникам актерской труппы, надо соорудить для спектакля несколько платформ на этой неделе.
— А, вот оно что…
Я, потягивая вкусный — что меня немало удивило — кофе, подошел ближе, чтобы получше рассмотреть молотки, висевшие на небольших металлических крючках. Молотки были самых разных размеров; у одних рукоятки были величиной с мою ладонь, у других — с предплечье. Были и совсем маленькие молотки, и я затруднялся сказать, что ими можно делать. Рукоятки были либо деревянные, либо из прочного пластика; некоторые были покрашены, другие нет. Я неожиданно подумал, что мне вообще незачем знать, кому и для чего требуется такое разнообразие инструментов.
Отвернувшись от стенда, я увидел у прилавка Эрика. Я подошел к нему:
— Могу я спросить тебя кое о чем, что наверняка покажется тебе странным?
— Конечно, — ответил он, с безразличным видом пожав плечами.
— Ты слышал какие-нибудь странные слухи о моем дедушке?
— Мистере Харлае? — Эрик, прищурившись, взглянул на меня. — Да, слышал. Он жил рядом с кладбищем.
— А что тут странного?
— Ну, было и кое-что еще…
— И что же?
Эрик посмотрел на меня так, словно хотел убедиться в том, действительно ли я хочу знать, о чем болтают местные.
— Понимаешь, я ведь его не знал… — протянул я.
— И поэтому сейчас ты ждешь, что я перескажу тебе всю ту хрень и таким образом заполню пустоту в твоем сердце? — с сарказмом произнес Эрик.
— Ну, хотя бы кратко.
— Хорошо. — Он помолчал, собираясь с мыслями. Из его стаканчика с кофе поднимался пар. — Ходили слухи, будто мистер Харлай умер в двести лет. Говорили, что, пока он был жив, он раскапывал могилы и воровал оттуда кости для приготовления магического снадобья, дающего бессмертие, но перестал делать это, когда… — Эрик с виноватым видом отвел глаза в сторону, вдруг осознав, что чуть не оскорбил мою семью.
— Когда что? — не выдержал я, с трудом поборов дрожь и едва дыша.
— Когда твоя мать сошла с ума.
— О… — по моему телу побежали мурашки, но я нашел в себе силы улыбнуться. — Да, она действительно была безумна.
Эрика, кажется, мои слова немного успокоили, и он хлопнул меня по плечу:
— Да. Мы-то все об этом знали. Рад, что и тебе это известно.
— Тяжело было потерять их.
— Я понимаю, но… будь осторожен.
— Ты думаешь, это передается по наследству? Не волнуйся. Мой папаша, наверное, самый здравомыслящий человек на этой планете. Правда, из-за этого он у всех вызывает смертную тоску.
— Нет, брат. — Лицо Эрика расплылось в улыбке. — Дело не в генах, а в кладбище.
— В кладбище?
— Оно — как водоворот зла. — Его лицо оживилось. — Об этом кладбище всегда рассказывали множество историй. Моя бабушка говорила, что животные обходят его стороной: коровы, лошади, собаки и разная живность. А еще там иногда появляется какое-то странное свечение. И если подумать, что стало с теми, кто жил возле кладбища последние тридцать лет? Все они либо сошли с ума, либо были зверски убиты.
Меня затошнило.
— Ты… очень подробно все объяснил, — пробормотал я.
Эрик засмеялся:
— Подумай об этом, когда в очередной раз будешь пялиться на Силлу.
Он был прав, и от этой мысли мне стало еще хуже. Хорошо, что он ничего не знает о магии.
СИЛЛАВороны кружили прямо над могилой наших родителей. Мы с Ризом раскрошили для них буханку черствого хлеба и разделили корм на несколько кучек. Птицы яростно набросились на еду, перекрикиваясь друг с другом и хлопая крыльями. Небо синело над нашими головами, лес сбрасывал золотое убранство, и здесь, на кладбище, нас окружали старые надгробия и пожухлая трава.
Я лежала на земле в центре круга из соли и свечей. В кожу впивались стебли сухой травы. Кровь с бешеной скоростью неслась по венам, пульсируя в кончиках пальцев. Крепко зажмурившись и прижав ладони к земле, я размеренно дышала, сконцентрировавшись на движении своей диафрагмы. Веяло прохладой и свежестью. Заклинание горячило тело, голова болела так сильно, будто я несколько часов провисела вверх ногами.