Другие птицы пронзительно закаркали и последовали за ней. Я стояла, опираясь на надгробный камень родителей. Прошло всего несколько мгновений, а я уже не могла определить, какая из кружившихся и пикирующих птиц была моим братом. Я максимально близко подошла к соляной границе круга, стараясь не коснуться ее. Грудная клетка Риза — его тела — медленно поднималась и опускалась. Он как будто спал. Я вспомнила его слова: «Меня не сильно беспокоит возможность потерять себя». И у меня вдруг мелькнула мысль, что он именно этого и желал.
Мне было приятно смотреть на спокойное, безмятежное лицо брата. Мне хотелось стать сильнее, прогнать оцепенение, пленившее меня подобно раковине моллюска. Я жалела Риза, который, прекрасно понимая мои чувства, после смерти родителей пожертвовал ради меня многим. В конце концов он превратился в другого человека: стал много пить, забросил свои дела и вернулся к девушке, которую даже не любил.
Перед глазами у меня все завертелось, земля поплыла под ногами, и я с силой вцепилась в камень надгробия, чтобы не упасть. Надо что-нибудь съесть и выпить еще воды, иначе мои силы скоро иссякнут. Почему же у меня ничего не вышло с этим заклинанием? Ведь я же вернула к жизни сотни цветов, одним движением, каплей крови. Тогда все случилось слишком легко; словно мое тело, изголодавшись по магии, пробудилось. Но сейчас… сейчас у меня ничего не получилось.
Вдруг Риз зашевелился. Его бедра приподнялись, а глаза широко раскрылись. Затем он снова обмяк, рассмеялся и, раскинув руки, нарушил границы круга.
— Силла! О, боже мой! — воскликнул он.
Мое сердце бешено забилось. Слава небесам, брат в порядке. Хлопнув себя по животу, он широко улыбнулся:
— Силла, это было потрясающе. Я летал. Ветер под моими крыльями был таким плотным, как вода. Я не мог упасть — в мире не было такой массы, которая могла бы сбить меня.
— Ух ты… — прошептала я, безуспешно пытаясь скрыть от брата свою зависть.
Он кивнул и, поднявшись, завертелся на месте, ища только что покинутую стаю.
— Я даже не представляю, как рассказать тебе об этом… — Он закрыл глаза. — Я видел цвета деревьев! Их листва имеет миллион зеленых оттенков; небо, господи, небо! Да оно не просто голубое, оно сине-бело-серебристо-зеленовато-голубое-голубое-голубое — для такого цвета даже и названия нет. Ветер в моих перьях был великолепен. Я взмывал в высоту, камнем кидался вниз, поворачивал в разные стороны, но всегда осознавал, что происходит вокруг, где находятся облака, на какой я высоте… и мои крылья — мои крылья! — мои мускулы и кости запомнили, как надо двигаться. — Риз в упоении посмотрел на меня. — Ладно, хватит. А то голова кружится.
Он потянулся ко мне, и я взяла его за руку. В эту минуту он был похож на маленького мальчика.
— Ты увлекательно рассказываешь, — заметила я.
— Именно так все и было. Ты сама убедишься. Я помогу тебе. — Он сжал мою ладонь.
Я вытянула его из круга и бросила пакет с булочками ему на колени.
НИКОЛАСКогда я пришел на кладбище, Силла и ее брат сидели и перекусывали булочками. На них были свитера и джинсы, а их лбы были перепачканы кровью. Эти отвратительные пятна сильно портили мирный, пасторальный пейзаж. Такое случается на кладбище.
А впрочем, в этом городе все немного с привкусом ужаса.
— Привет, — сказал я, приподняв шляпу.
Силла медленно поднялась. Глаза у нее запали, выглядела она уставшей.
— Привет, Ник. Это мой брат, Риз, — произнесла она, указав на юношу возле себя.
Рис тоже встал и протянул мне руку:
— Привет.
Я ответил тем же и порадовался, что наше рукопожатие не переросло в соревнование «кто кого одолеет».
— Рад познакомиться, — добавил он.
Риз был ниже меня, но мощнее; держался естественно. Кажется, его мускулы были результатом тяжелого физического труда, а не долгих часов, проведенных в спортзале, на тренажерах.
— Я тоже.
Риз, прислонившись спиной к надгробному камню, сложил руки на груди.
В иной обстановке я не побоялся бы отвесить какую-нибудь шутку относительно надгробия и его зада, но сейчас мне не хотелось его раздражать. Да и Силла бы расстроилась.
— Есть хочешь? — спросила Силла.
Она скрестила руки на груди, и я заметил, что левая ладонь перевязана полоской синей материи.
Мне захотелось поцеловать ее. Прошло, наверное, часов пятнадцать с того момента, когда мы поцеловались в последний раз. Я мечтал коснуться ее щеки, провести пальцев по губам, по подбородку. Но я не сделал ничего из этого, а лишь покачал головой и ответил:
— Нет, спасибо, я сыт.
— А мы тут отдыхаем, едим. Это заклинание отнимает много сил. Может, присядешь? — Она жестом показала на место рядом с ней.
Я с любопытством оглядел круг из соли, которая сверкала на солнце.
— Так вы занимались магией. И что вы делали сегодня? — спросил я, прерывая тягостное молчание.
— Риз летал, — сказала Силла.
— Летал? — Я бросил на него заинтересованный взгляд, но он в ответ лишь самодовольно улыбнулся.
— Это заклинание перевоплощения, — пояснила Силла. — С помощью него можно переместиться в тело птицы, например. Риз так и сделал, и поэтому ему удалось полетать.
Слева от меня расположилась стая ворон. Одни сидели на надгробиях, другие копошились в траве, отнимая друг у друга какую-то еду.
— Это невероятно, — прошептал я, обращаясь к Силле.
Стекавшая со лба струйка крови засохла, достигнув переносицы, и теперь лицо Силлы походило на разделенную полосой маску. Лицо Риза выглядело примерно так же.
— А кровь на твоем лице — часть этого заклинания? — поинтересовался я.
Теплая жидкость затекает мне в глаз. Я тру его и слышу мамин голос: «Ники, милый мой мальчик, не делай этого». Я нахмурился и постарался прогнать нахлынувшие воспоминания.
— С помощью крови можно отделить сознание от тела. Или сделать еще что-нибудь, — тем временем объясняла Силла.
— Например, открыть третью чакру? — пошутил я, пытаясь таким образом скрыть смущение.
Риз сердито посмотрел на меня.
— Нашим чем? — переспросил он.
— А, ну… понимаете… энергетические центры нашего тела — это… — Силла и ее брат даже не пытались сделать вид, что понимают, о чем я говорю. Я продолжил: — Это из индуистских верований… и из религий «нового века»… ну в общем, поехали.
Силла, взяв меня за руку, усадила рядом с собой:
— Я рада, что ты пришел.
Я перебирал ее замерзшие пальцы:
— Я тоже.
Она была настолько близкой и родной, что даже этот символ, нарисованный кровью на ее лбу, не казался мне странным. «Думай о щеночке, Ники, представь себе, что ты бегаешь за ним по траве. Что ты чувствуешь под своими коготками? Что слышат твои отвисшие ушки?» Меня передернуло. Так вот оно, перевоплощение?
