Было раннее-раннее утро, солнечные лучи еще только скользили по земле, не согревая ее. Шонно и Криолла, проведя почти весь прошлый день в седле, пошатывались от усталости. Они безучастно глянули на молочно-белое, бесшумное великолепие Бороды и уселись наземь, прижимаясь друг к другу. Их мать стояла рядом, слуга — поодаль, вытянув руки.
— Погоня уже близко, госпожа. Или мы увидим солнце по ту сторону гор, или нам воссияет солнце мертвых.
— Хорошо. Будь рядом с детьми, отвлеки, если понадобится.
Инанна взяла из своего дорожного мешка сверток и, не оглядываясь, пошла к самому подножию водопада. Там она остановилась, достала четыре маленьких курильницы, заранее заправленные душистыми маслами и зажгла их, выстроив в полукруг по левую руку. В колючий утренний воздух потянулись четыре серых дымных столбика; Инанна опустилась на колени. Ее безмолвная молитва длилась долго… дети не могли бы сказать, сколько часов их мать пытается найти нужные слова. Вдруг Инанна потянулась к свертку, достала маленький нож, по форме похожий на ивовый лист, и провела им по левой ладони две линии крест-накрест, перечеркивая запечатленные на розовой коже жизнь и судьбу. Вытянув левую руку в сторону курильниц ладонью вниз, она принялась смешивать четыре струи дыма в одно облачко, немедленно окрасившееся в пронзительно-красный цвет….
Среди тихого шелеста воды зародился новый звук; он напоминал хрипловатый голос тростниковой флейты. А затем прозрачно-белые водяные струи разошлись, и за ними открылся узкий поход вглубь горы. Инанна, не оборачиваясь, махнула рукой, и Мазруван, увлекая за собой детей, пошел к горе.
— Сынок… Криолла… — Инанна прижала к себе детей так крепко, что у них перехватило дыхание. — Шонно, береги сестру. Дочка, позаботься о брате. И будьте счастливы. Ну, ступайте… вы первые, я после, пока промою руку… ну же!
Мазруван крепко взял детей за руки и они пошли. Однако, не пройдя и двух десятков шагов, Шонно будто проснулся и оглянулся.
— Мама, не отставай! Мама!..
От его истошного крика вздрогнули серые каменные стены. Мальчик вырвал руку из смуглой ладони слуги и бросился назад, а вслед за ним — и сестра, спотыкаясь и всхлипывая. Там, где должна была стоять Инанна, застыл блестящий водный кокон, в котором смутно угадывались ее очертания. С разбегу дети ударились о холодную, твердую поверхность, которая даже не дрогнула. Девочка опустилась на колени, обхватила кокон руками и заплакала; брат стоял рядом, смаргивая переполнявшие глаза слезы.
— Не мучьте госпожу своим горем. Она дарит вам жизнь во второй раз — будьте же достойны этого дара.
— Мама, как же мы теперь? Что нам делать? — вырвалось у Шонно.
— Она сказала вам. Тебе — беречь сестру; ей — заботиться о том, чтобы ты не чувствовал себя одиноким в мире. Идемте. Дорога не будет ждать.
Мальчик осторожно прикоснулся к блестящей поверхности.
— Мама… спасибо тебе.
— Спасибо, мама… — прерывающимся эхом отозвалась Криолла.
Брат обнял ее за плечи, подал руку нильгайцу и они вместе двинулись вглубь горы, не оглядываясь и не разговаривая. Вокруг были серый камень, ватная тишина, полусвет-полумгла. Когда много позже они вспоминали об этой дороге, Криолла признавалась брату, что ей казалось, будто их проглотил каменный исполин и они сами идут по каменному горлу в его ненасытную утробу. Шонно же сказал, что до тошноты боялся встретить за следующим поворотом глухую стену. И все трое отчетливо слышали судорожное дыхание остановленного времени.
….На самом же деле прошло не более полусуток, прежде чем им ослепительно улыбнулось солнце Шаммаха. Последние шаги они почти бежали, затем стремглав вылетели на волю и пронеслись еще несколько десятков метров по инерции. Дорога тысячи путей вывела их куда-то на окраину Ирема, в цветущие предместья Харута.
— …В Иреме нас принял старый знакомый Мазрувана, бывший циркач. Так мы и решили спрятаться под пестрым покровом жизни артистов. Вы понимаете, что раскрыть наши полные подлинные имена мы не могли, равно как и поделиться нашей историей — слишком опасно… да и зачем обременять спутников своими семейными тайнами?
Шонно оглядел слушавших его и продолжил:
— После того злосчастного мятежа император прожил недолго — видно, измена одного из приближенных приблизила его кончину. Наследника он не оставил. С тех пор и поныне власть в Суртоне принадлежит клану Шуа Ду — уж не знаю как, но эти песьи дети умудрились доказать свои права на престол…
— А вы считаете, что… — не закончил Арколь.
— Да. — Скромно ответил Шонно. — Клан Шой Де состоит в близком родстве с императорской семьей и по праву мог бы претендовать на власть. Только официально считается, что все, носившие имя Шой Де, были казнены.
— Учитель! — Арколь обратился к внимательно слушавшему аш-Шудаху. — Вы никогда не говорили мне об этом — о дороге тысячи путей, правильно?
— Не говорил. Потому что, признаться, считал все касающиеся ее легенды пустыми россказнями. А проверить было как-то недосуг. А зря… Я слишком много наслушался разговоров старших братьев — о глухоте и тесноте этого мира, и даже не считал возможным существование подобной дороги. Однако мы упустили из виду немаловажную деталь. Шонно, ваша мать заплатила жизнью за ваше право пройти дорогой тысячи путей… ведь так?
— Да. — И суртонец опустил глаза.
— Странно, — Арколь не мог остановиться и все расхаживал вдоль стен, — странно… Я так понял, собственно хозяина у дороги нет. Она отстранена и безразлична к вопрошающим. Эта формула — «найти нужные слова» — слишком всеобъемлюща и пуста одновременно. Не понимаю. Нет хозяина — некому принять жертву. А значит, она нужна только как знак освобождения силы.
— Неплохо, Арколь. — Аш-Шудах кивнул в знак одобрения. — Чтобы открыть этот путь, нужна сила — и немалая. Среди всех моих артефактов вряд ли найдется способный соперничать с отчаявшимся сердцем…
— Я думаю, мы можем помочь. — Это сказал орочий шаман, казалось, проспавший все время. — Рискованно, конечно, но…
Он вздохнул и достал из-за ворота полотняной рубахи цепочку, на которой висела металлическая пластина, служившая обрамлением прозрачному темному кристаллу.
— Всего таких камней двадцать четыре. — Шаман внимательно оглядел собравшихся. — Конечно, средоточие силы изначального камня — это камень дома Эркина. Но и оставшиеся наделены силой… мы использовали ее только один раз. Должно быть, эльфы не забыли Год Зимы? — шаман неприметно усмехнулся. Это случилось давным-давно, когда потомки альвов еще выясняли, кто же из них более достойно выполнил волю богов. Однажды на исходе весны на земли эльфов обрушились нескончаемые снегопады, реки сковал лед, воздух промерз и превратился в жидкое стекло. Невиданная зима продолжалась ровно год. За это время эльфийские леса, вплотную подступавшие к Краю Света, сплошь повымерзли; тем, что были южнее, тоже досталось. На освободившихся землях и расселились орки, прежде вынужденные отвоевывать каждый клочок.
