в себе бесчисленные вселенные и сам по себе, как целое, является частью великого плана всех вселенных точно так же, как целое солнце, известное тебе. Твоя вселенная, Кулл из Валузии, может быть камешком на побережье великого царства.
Ты сбросил оковы, которыми ограничивала нас плоть. Ты можешь быть во вселенной, образующей драгоценный камень на твоей царской мантии, а возможно, что та вселенная, которую ты знал, может оказаться паутинкой, лежащей на траве у твоих ног. Говорю тебе, время и пространство относительны и на самом деле не существуют.
— А ты, конечно, бог? — спросил с любопытством Кулл.
— Одно лишь накопление знаний и постижение мудрости еще не делает богом, — нетерпеливо ответил другой. — Гляди!
Призрачная рука указала жестом на огромные сверкающие драгоценности, которые были звездами.
Кулл посмотрел и увидел, что они быстро изменяются. Они были в постоянном движении, непрерывно менялся их узор, и этому не было конца.
— «Всевечные» звезды изменяются в своем собственном времени столь же быстро, как возвышаются и приходят в ничтожество народы. Даже сейчас, пока мы смотрим, на этих планетах из первичной слизи возникают разумные существа, восходят долгим медленным путем к высотам культуры и знаний и гибнут вместе со своими умирающими мирами. Все суть жизнь и частицы жизни. Для них это кажется миллионами лет, для нас всего лишь мигом. Все суть жизнь.
Кулл завороженно следил, как огромные звезды и величественные созвездия вспыхивали, тускнели и исчезали, в то время как другие, столь же яркие, возникали на их месте, чтобы в свою очередь исчезнуть.
Затем внезапно горячая красная тьма вновь охватила его, затмив все звезды. Словно сквозь плотный туман он услышал знакомый слабый звук.
Он стоял на ногах пошатываясь. Он увидел солнечный свет, высокие мраморные колонны, и стены дворца, и занавеси на широких окнах, превращавшие лучи солнца в расплавленное золото. Неуверенным движением он быстро ощупал свое тело, обнаружив облегающие его одеяния и меч у бедра. Он был покрыт кровью. Красная струйка текла по его голове из неглубокого пореза. Но большая часть крови на нем и его одеждах не принадлежала ему. У его ног в ужасной алой луже лежало то, что было человеком. Услышанный им звук затихал, рождая отголоски, замиравшие вдали.
— Брул, что это? Что случилось? Где я был?
— Ты едва не отправился во владения старого Владыки Смерти, — отозвался пикт с невеселой ухмылкой, вытирая от крови клинок своего меча. — Этот шпион притаился за колонной и набросился на тебя, словно леопард, когда ты обернулся в дверях, чтобы поговорить со мной. Кто бы ни жаждал твоей гибели, но этот человек должен был обладать огромной властью, дабы послать человека на верную смерть. Не вывернись меч в его руке и не придись удар вскользь, а не прямо, ты валялся бы сейчас с расколотым черепом, а не стоял тут, обескураженный простой царапиной!
— Но ведь прошли часы... — пробормотал Кулл.
Брул рассмеялся:
— Твой разум все еще затуманен, владыка царь. С того мгновения, как он бросился на тебя и ты рухнул, до того, как я пронзил ему сердце, никто не успел бы пересчитать пальцы одной руки. А за то время, что ты лежал в своей и его крови, не успел бы перечесть пальцы обеих. Видишь, Ту еще не вернулся с бинтами, а он побежал за ними в тот миг, как ты свалился без памяти.
— Да, ты прав, — отозвался Кулл. — Не понимаю этого, но как раз перед тем, как мне был нанесен удар, я услышал гонг, отбивающий час, и он все еще звенел, когда я очнулся. Брул! Не существует ни времени, ни пространства, ибо я совершил самое долгое в жизни странствие и прожил несчетные миллионы лет, пока звучал удар гонга!
Край, унылый как стон.
Погружен в вечный сон
Вне пространства и времени он.
Эдгар По [1].
Даже царями порой овладевает огромная душевная усталость. Тогда золото трона становится медью, дворцовые шелка — дерюгой. Драгоценности царского венца начинают поблескивать тускло, словно льды замерзшего моря, речь человеческая превращается в побрякивание шутовских бубенчиков, и появляется ощущение нереальности окружающего. Даже солнце видится лишь медяшкой в небесах, и не несет свежести дыхание зеленого океана.
В таком вот настроении и восседал однажды Кулл на троне Валузии. Все развертывалось перед ним бесконечной, бессмысленной панорамой: мужчины, женщины, жрецы, события и тени событий. Все, чего он добился, и все, чего желал достичь. Все возникало и исчезало, словно тени, не оставляя следа в его душе, лишь принося страшную душевную опустошенность, и все же Кулл не был утомлен. В нем жило страстное желание того, что было превыше его самого и превыше двора Валузии. Беспокойство росло в нем, и странные, ослепительные грезы рождались в его душе. По его приказу явился к нему Брул Убивающий Копьем, пиктский воин с островов Запада.
— Владыка царь, ты устал от придворной жизни. Отправимся со мной на галере и поборемся немного с бурными волнами.
— Нет. — Кулл в задумчивости оперся подбородком на свою мощную руку. — Я пресыщен всем этим. Города не привлекают меня, и на границах все спокойно. И больше я не слышу песен морей, которые я слышал в реве прибоя, когда лежал мальчишкой под сияющим звездами небом на берегах Атлантиды. Нечто странное происходит со мной, и меня сжигает жажда, превыше любой земной жажды. Оставь меня.
Брул вышел, полный сомнений, оставив царя погруженным в унылые размышления. И тут к Куллу приблизилась девушка-служанка и прошептала:
— Великий царь, ищи Тузун-Туна, чародея. Он владеет тайнами жизни и смерти звезд в небе и бездн морских.
Кулл глянул на девушку. У нее были волосы как чистое золото, а ее фиалковые глаза были странно скошены к вискам. Она была прекрасна, но Куллу не было дела до ее красоты.
— Тузун-Тун, — повторил он. — Кто это?
— Волшебник Древнего Народа. Он живет здесь, в Валузии, у Озера Видений, в Доме Тысячи Зеркал. Ему все ведомо, владыка царь. Он говорит с мертвыми и ведет беседы с демонами Погибших Земель.
Кулл поднялся на ноги:
— Я поищу этого фигляра. Но помни: ни слова о том, куда я иду, слышишь?
—Твоя рабыня повинуется тебе, господин, — сказала она, почтительно опустившись на колени, но, когда Кулл повернулся к ней
