Но она его поцеловала. И зашаталась под ними земля.
Камни, на которых они стояли, раздвинулись — словно открылась дверь в западне, и Хряксон, а за ним и Сара обрушились в какой-то темный скользкий провал, похожий на здоровенную воронку. И беспомощно понеслись по нему вниз.
Стоило ли ради этого Саре мучиться, выискивая нужный путь среди этих головоломок и отгадывая бесконечные загадки? Пустое это занятие, сказал бы Хряксон, если бы теперь он сам не катился на спине и не размахивал руками и ногами как бесхозная платяная вошь.
Повелителем здесь был Джареф. А он не мог допустить, чтобы в его владениях появились какие-то там чувства. Никакой дружбы, никакой помощи, никакого участия к другому быть не должно! И вот теперь — когда Сара в порыве благодарности поцеловала Хряксона — Джареф выполнил свое грозное обещание сделать Хряксона принцем страны Вечной Вони .
В королевстве Джарефа каждый был лишь за себя. А если кто-то и делал что-то для другого, то никогда он не делал этого от чистого сердца, все подчинялось расчету. Это был, так сказать, вклад, который в нужный момент мог принести вкладчику проценты. Слово давать здесь считалось неприличным, и его царапали только на стенах уборных. Слово любить не означало ничего иного, кроме как удовлетворять свои половые желания. Каждый здесь стоял на своих собственных ногах. И если при этом ему еще удавалось встать на чуткие ноги, чтобы сорвать с фруктового дерева плод, повыше и повкуснее, он действовал правильно. А правильные поступки ценились куда больше, чем хорошие. И чем больше зависти вы могли вызвать в других, тем весомей была мера вашего успеха в этом королевстве. Где все до одного завидовали Джарефу. И угождали каждой его прихоти. Что вполне его устраивало, и поэтому все так и должно было продолжаться.
По крутому скату Хряксона и Сару на полной скорости выбросило на какой-то узкий горизонтальный карниз, который выступал с внутренней стороны Великой гоблинской стены — примерно на половине ее высоты. Первым из воронки вынесло Хряксона. И его по инерции протащило за край выступа, он едва успел ухватиться за него и, качаясь, повис над бездной. А Саре повезло: падая в провал, она приземлилась на ноги, плюхнулась вперед и дальше спускалась на руках и поэтому успела затормозиться и подать Хряксону руку — до того, как он сорвался с карниза.
Пережив такие мгновения, Хряксон расплакался. Но плакал он недолго: сейчас на него действовало что-то сильнее, чем пережитый страх. Особенно сильно это что-то действовало на его выдающийся во всех отношениях нос. Хряксон сморщил его. Потом прикрыл глаза и застонал.
Сара невольно сделала то же самое. Она забыла про хлипкий карниз, который мог обвалиться в любую минуту. Все ее внимание теперь было сосредоточено на запахе. Никогда ничего подобного не било ей в нос, она даже представить себе не могла, что такой гадкий запах может существовать во Вселенной.
— Ооо-х! — застонал Хряксон и стал давиться, будто его сейчас должно вырвать.
— Что это? — спросила Сара.
Ее тоже начало мутить. Хряксон обратил к ней свое лицо. Оно не выражало ничего кроме страдания.
— Это… — он тяжело дышал. — Это… то… Болото… — он передохнул, задыхаясь, — … Вечной Вони.
Сара вспомнила, чем Джареф грозил Хряксону в ужасном подземелье. Вспомнила она и то, как Хряксон позднее говорил: если хоть одна капля этого болота, не дай бог, попадет на тебя, никогда не отмоешься — всегда от тебя будет вонять… Сара не обратила тогда внимания ни на угрозу Джарефа, ни на слова Хряксона. А теперь вот пришлось обратить.
— Фуууу! — простонала она. — Никогда такого не нюхала… Это же вроде… вроде… фууу!
— Да разве имеет значение, на что эта вонища похожа, — раздраженно проговорил Хряксон, — когда это и есть само Болото Вечной Вони!
Там, внизу под ними, было огромное мертвое пространство. Темного серо-коричневого цвета. Нечистоты подступали к самой стене. И пузырились по всей поверхности. Проходя через толщу зловонного тягучего месива, пузыри набирали силу и мягко выпрыгивали сквозь поверхность трясины на воздух, пропитанный вонью. Потом они разлетались вокруг мелкими брызгами грязи и шлепались вниз. И тогда по жиже кругами расползались маленькие волны. От хлопков пузырей и шлепков брызг возникал неописуемо мерзкий звук. Иногда его пытались передать словом урчащий . Но это не точно. Другие толкователи были вынуждены для его описания придумать слово выхолощенный — после того, как убедились, что липкий или слизистый даже в малой степени не вызывают в читателях того отвращения, которое соответствует действительности.
Но если почти невозможно описать тот звук, стоит ли надеяться отыскать хоть где-либо подходящее определение для того запаха? Один исследователь так пытается решить эту задачу: Если вы, мой читатель, особенно чувствительны к запахам, то припомните три самых вонючих предмета — с такими запахами, которые донимали вас до невозможности… Припомнили? Тогда мысленно смешайте эти запахи и возведите в седьмую степень. То, что получится, загоните в небольшой, но исключительно мощный насос. Вместе с вентилятором расположите его в одном дюйме от вашего лица и… не хотелось бы заканчивать это предложение, дабы не вызывать у вас слез, которые вполне соответствуют тому аромату.
Карниз, где стояли Сара и Хряксон, был узкий. Но проход от него в обе стороны вдоль стены был еще более узок. И дело не только в этом. Сара видела: камни, из которых сложен карниз, просто лежали друг на друге и в любой момент могли рухнуть. Она чувствовала, как смертельно опасно им здесь оставаться. Значит, надо уходить. Но сделать даже несколько шагов было тоже страшно. И непонятно, куда они смогут прийти. Стене в обе стороны не было видно конца, и проход снова может привести их сюда, на то же самое место… Пока Сара решала, что им делать, маленькие камни стали выскакивать у нее из-под ног и гремящим ручейком сыпаться вниз.
В это время на физиономии Хряксона было написано, что он далек от благодарности Саре за то, что она спасла его от мучительной смерти. Он хмуро уставился на нее и спросил:
— Зачем ты пришла сюда и зачем это сделала?
— Что сделала? — рассердилась Сара. — Вас, что ль, спасла?
— Нет, ПОЦЕЛОВАЛА меня.
Она смотрела на него.
— Не надо, Хряксон, изображать из себя сухаря. Ведь я знаю, что вы вернулись, чтобы помочь мне. Не спорьте. Вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО мой друг.
Он надул щеки.
