Игровое травяное поле было исчерчено белой сеткой с крупными ячейками: как объяснил Фальк, это были выдвижные стенки – с их помощью можно было создавать подвижные лабиринты для игры «Найди и загрызи» и ей подобных; отделять пары соревнующихся во время боя на выживание с последующим объединением тех выживших в новые пары; также при помощи стен пресекалась массовая драка игроков с болельщиками. Подобные драки случались не часто, но всё же случались, особенно в финальных играх.
Как понял Семён, бои «на выживание» были действительно на выживание, по-настоящему, – проигравший зачастую погибал, несмотря на врождённое свойство оборотней быстро восстанавливаться: и впрямь, попробуй-ка восстановись, если тебе оторвали голову! Или перекусили пополам… Но желающих участвовать в играх возможность погибнуть не останавливала – выигравший получал крупный денежный приз, который с лихвой окупал и смертельный риск, и возможные увечья.
Стадион был открытый, без крыши, но с решетчатым железным куполом – на рёбрах купола, по периметру стадиона, висели мощные прожекторы для освещения трибун. Над игровым полем тоже были светильники, но другие, поменьше размером и укреплённые на специальной подвесной площадке: здоровенная площадка напоминала ровный потолок, раскинувшийся от одного конца игрового поля до другого.
Фальк пояснил, что малые прожектора – это узконаправленные лунные светильники, вызывающие эффект полнолунного обращения; также Фальк сказал, что во время натурального полнолуния соревнования, разумеется, не проводятся. Во избежание неприятностей! Были, мол, исторические прецеденты, но какие именно, народный службист уточнять не стал.
Прежде чем приступить к осмотру стадиона, Фальк выдал Семёну обещанные деньги: пересчитывать золото Семён не захотел, слишком долго пришлось бы возиться, время шло к вечеру, – он поручил Мару запаковать кошель одноразовым упаковочным заклинанием, заодно и пересчитать монеты. Паролем вызова Семён назначил фразу: «Деньги-дребеденьги»; Мар охотно выполнил поручение и с радостью сообщил, что монет не девятьсот, а целых девятьсот одна! О чём попросил Фальку не говорить: сам обсчитался, сам и виноват. Закон рынка, понимаешь…
Хайк, заинтересовавшись столь оригинальным способом хранения наличности, попросил упаковать в медальон и его золото, то, что Хайк унёс из сокровищницы королевы Яны – надоело ему таскать в сумке зряшную тяжесть. Мар отнёсся к просьбе с большим энтузиазмом: ему нравилось ощущать себя крупным банкиром, вернее, крепким банком! Хотя проку от того золота для него лично не было никакого.
Упаковав и золото Хайка, медальон возвестил, что у них нынче на балансе шесть тысяч монет без малого и с такими деньжищами можно послать нафиг всех оборотней вместе с их царём и удариться в бега, пока не началось. В смысле, пока террористы чего вредного для целостности банка-медальона не устроили… Семён посоветовал Мару заткнуться и не мешать оплаченной работе: он, Семён, в отличии от некоторых железяк, имеет совесть! Мар, словно давно ждал повода, тут же пустился в философские рассуждения об относительности понятия «совесть» в различных жизненных ситуациях: кончилось дело тем, что Семён спрятал медальон под куртку, откуда голос Мара доносился едва слышно и работе не мешал.
Семён и его команда обошли сначала все внутренние помещения стадиона – как ни странно, их оказалось немного, в основном комнаты ожидания для участников игр, с обязательными лунными светильниками помимо обычных, дежурных: Фальк, ставший на время проводником и экскурсоводом, отвечал на любые вопросы, связанные с проведением соревнований. В комнатах ожидания оборотни-игроки готовились перед выходом на поле – их, обращённых, экипировали работники стадиона, нечувствительные к лунному свету из-за специально принимаемых лекарств. Экипировали в личные доспехи игрока, от которых в немалой степени зависел исход боя, и потому нужен был глаз да глаз – не так доспехи застегнул, ремешок какой излишне перетянул и всё, не дошёл до финала игрок, хорошо если живой остался… Потому-то игроки-профессионалы предпочитали, чтобы их готовили к сражению близкие родственники.
Хотя и здесь не обходилось без накладок: Фальк, похмыкивая в усы, рассказал историю о том, как одна неверная жена готовила мужа к очередному поединку – мало того, что излишне перетянула на его доспехах все застёжки-завязки, так ещё перед выходом пригоршню мёрзлых лосиных блох мужу под панцирь насыпала, специально их в баночке на льду держала. А поединщиком у несчастного мужа как раз любовник той неверной жены был… Блохи, понятное дело, скоро отогрелись и в самый неподходящий момент принялись мужа люто грызть; мало того, многие из блох во время боя и на любовника-поединщика перескочили! И вместо нормальной схватки получилась идиотская комедия: весь стадион ревёт, жаждет крови, а эти двое бросили грызню и принялись с остервенением чесаться, но много ли в тех железках почешешься… не поверите – они под рёв зрителей помогли друг дружке доспехи сорвать, где зубами, где когтями, и чесались до тех пор, пока их из брандспойтов водой не окатили! Конечно же, оба немедленно были сняты с соревнования за применение недозволенных в честном бою средств… блохи не допинг, сразу видны! А искать правого и виноватого не стали, кому оно нужно, после такого срама…
Что там дальше произошло с теми двумя неудачниками и одной неверной женой, Фальк не знал, давно это было, но с тех пор у оборотней бытует выражение «Подпустить блоху» – поговорка, как понял Семён, схожая с земной про медвежью услугу.
Ни в комнатах ожидания, ни в подсобных помещениях Семён магии не обнаружил, ни вредной, ни полезной, о чём Фальк сделал соответствующую запись в протоколе осмотра, где все и расписались, после чего антиколдовская бригада пошла наверх обследовать трибуны.
На трибунах и без Семёна с его компанией народу хватало: ретивые охранники-службисты тщательно осматривали кресла, выискивая прикреплённую к спинкам-сиденьям-ножкам взрывчатку или что иное подозрительное; царскую ложу, устроенную на уровне первого, самого нижнего яруса, проверяли особо тщательно, уж там службистов было тьма-тьмущая, не сосчитать сколько! Царская ложа – защищённый стальными листами домик-выступ, с бронестеклом во всю лицевую стену, – напоминала пустую сахарницу, облепленную муравьями: охрана проверяла домик и снаружи, и внутри. Семён заглянул в окно-стену, увидел, что там не только содрали декоративную обшивку с кирпичных стен, но даже разобрали полы и презрительно усмехнулся: вряд ли неведомые террористы стали бы минировать ложу, слишком это просто! Слишком это на поверхности… Усмехнулся и пошёл по рядам кресел, делать свою работу.
