слова. Вообще никак.
Некоторое время я смотрел на него в профиль.
– Что-то не так? – спросил я.
Он равнодушно повел плечом.
– Все в норме, per se [5]. Разве только… я сам был неправильный.
– Ты? Неправильный?
– Я был идиотом, пытаясь жить так, как жил, – ответил он.
Я внимательно посмотрел на него.
– Что?
Он небрежно махнул рукой вокруг себя.
– Салон. Постоянное недоедание – все по крохам. И… – Он пожал плечами. – Все это вообще.
Я смотрел на него в упор.
– Что, – спросил я у него очень тихо, – сделал с тобой Перевертыш?
– Напомнил мне, кто я на самом деле.
– Да?
Томас повернулся и посмотрел на меня своими спокойными темно-серыми глазами.
– Да. И ему не пришлось долго стараться, как только он распознал, что к чему.
Мне сделалось немного дурно.
– Что произошло?
– Он подвесил меня за ноги, – ответил Томас. – И срезал кожу. Небольшими полосками. Не спеша.
Я поежился.
– Это больно, – продолжал он. – Не особенно опасно для нашей породы. Мой демон регенерировал кожу без особого труда – но он проголодался. Очень, очень сильно проголодался. – В глазах его внезапно блеснуло серебро, и он перевел взгляд на тигров, которые принялись беспокойно рыскать туда-сюда. – Он привел ко мне, в яму, где меня держал, человеческую самку. И скормил ее мне.
– Адские погремушки! – выдохнул я.
Томас продолжал наблюдать за тиграми, без устали сновавшими из стороны в сторону.
– Хорошенькую. Лет шестнадцати, наверное… Не знаю точно. Не спрашивал. – Он развел руками. – Разумеется, кормление убило ее. Кажется, я не объяснял тебе, на что это похоже?
– На что это похоже? – спросил я хриплым шепотом.
– Словно ты становишься легче и наполняешься светом, – произнес он, мечтательно закрыв глаза. – Словно погружаешься в тепло костра, после того как несколько часов трясся от холода. Словно горячий стейк, после того как целый день плавал в холодной воде. Это тебя преображает, Гарри. Ты начинаешь ощущать себя… – глаза его сделались отрешенными, пустыми, – полноценным.
Я тряхнул головой:
– Томас. Господи.
– Когда она умерла, а мое тело восстановилось, Перевертыш снова начал меня пытать, пока не довел до такого же отчаянного состояния. Тогда он скормил мне еще одну телочку. – Он пожал плечами. – Снова и снова. Должно быть, раз пять или шесть. Давал мне молодых женщин и снова мучил. Когда он притащил меня на остров, я готов был собственные потроха грызть. Честно говоря, я это плохо помню. – Он улыбнулся. – Помню, как увидел Молли. Но ты, похоже, неплохо ее обучил – она умеет защищаться.
– Томас, – мягко произнес я.
Он ухмыльнулся.
– Если она тебе когда-нибудь надоест, надеюсь, ты дашь мне знать.
Я в ужасе смотрел на него:
– Томас…
Он снова посмотрел на меня, все еще ухмыляясь, но надолго его не хватило. Глаза его снова сделались пустыми, тронутыми отчаянием. Он снова отвернулся.
– Тебе этого не понять, Гарри.
– Так поговори со мной, – настаивал я. – Господи, Томас. Это не ты.
– Очень даже я, – огрызнулся он, едва не шипя от раздражения. – Вот чему он меня научил, Гарри. В конце концов, я просто пустое место, которое нужно заполнить. – Он тряхнул головой. – Я не хотел убивать этих девушек. Но я сделал это. Я убивал их снова и снова, и мне нравилось, что я при этом чувствовал. Когда я вспоминаю об этом, я не прихожу в ужас. – Он ухмыльнулся. – Это меня только возбуждает.
– Томас, – прошептал я. – Ради бога, чувак. Ты ведь не хотел быть таким. Я-то тебя знаю, чувак. Я тебя видел.
– Ты видел того, кем я хотел стать, – возразил он. – Кем я себе казался. – Он тряхнул головой и оглянулся на гулявшую по зоопарку публику. – Сыграем в игру?
– Какую еще игру?
Он кивнул в сторону двух девушек, проходивших мимо нас с рожками мороженого в руках.
– Что ты видишь, глядя на них? Твоя первая мысль?
Я тоже взглянул на девушек.
– Так… Блондинка и брюнетка, для меня слишком малолетки, но выглядят неплохо. Готов поспорить, блондинка за эти туфли переплатила.
Он кивнул и ткнул пальцем в направлении пожилой пары, сидевшей на скамейке.
– Эти?
– Ругаются из-за чего-то, и обоим это нравится. Они столько прожили вместе, что для них это в порядке вещей. Поругаются, возьмутся за руки и будут вместе смеяться над этой ссорой.
Он побарабанил пальцем по губам и указал
