Привкус коринки исчез так же стремительно, как появился. Голова у меня слегка кружилась, я вспотел от страха и смущения.
— Приношу свои извинения, господин ректор, — поспешно ответил я, глядя в пол. — Я говорил под влиянием гнева. Слово «плут» в моем народе считается особенно оскорбительным. Оно звучит как насмешка над хладнокровным истреблением тысяч эдема руэ.
Ректор заинтересованно нахмурился.
— Должен признаться, что этимология этого слова мне неизвестна… — задумчиво произнес он. — Пожалуй, это и будет моим вопросом.
— Постойте, — перебил его Хемме, — я еще не закончил!
— Нет, вы закончили! — отрезал ректор. — Вы ничем не лучше этого мальчишки, Джейсом, но ему простительно, а вам нет. Вы продемонстрировали неспособность вести себя как профессионал, так что замкните уста и радуйтесь, что я не требую вынести вам официальный выговор.
Хемме побелел от гнева, но промолчал.
Ректор обернулся ко мне.
— Магистр языков! — официально представился он. — Ре'лар Квоут, расскажите нам об этимологии слова «плут».
— Оно восходит ко временам чисток, устроенных императором Алькионом, — ответил я. — Император издал указ, гласящий, что любые «путешествующие лицедеи», скитающиеся по дорогам, подлежат штрафу, заточению и высылке без суда. Термин «путешествующий лицедей» позднее сократился до «плут» путем метаплазмической энклитизации.
Ректор приподнял бровь.
— В самом деле?
Я кивнул.
— Кроме того, полагаю, возникла ложная этимология, связывающая это слово с выражением «плутать по дорогам».
Ректор торжественно кивнул.
— Благодарю вас, ре'лар Квоут. Присядьте, пока мы совещаемся.
ГЛАВА 10
СОКРОВИЩЕ ПОД ЗАМКОМ
Мне назначили плату в девять талантов пять йот. Лучше, чем десять, что предрекал мне Манет, но все равно это было больше, чем имелось у меня в кошельке. И до завтра мне нужно было рассчитаться с казначеем, а не то мне придется пропустить целую четверть.
Конечно, можно было бы и отложить занятия на четверть, это не катастрофа. Но только студенты имели право пользоваться университетским имуществом, таким, как оборудование артефактной. А это означало, что, если я не сумею заплатить за обучение, я не смогу работать в мастерской у Килвина. А это было единственное место, где я мог рассчитывать заработать на обучение.
Я зашел в хранение. Когда я подошел к окошку, Джаксим улыбнулся.
— А твои лампы ушли как раз сегодня утром! — сказал он. — Нам даже удалось продать их чуть-чуть подороже, потому что они были последние.
Он нашел нужную страницу в конторской книге.
— Тебе полагается шестьдесят процентов, а именно — четыре таланта восемь йот. За вычетом стоимости расходных материалов… — он провел пальцем вниз по странице, — остается два таланта, три йоты и восемь драбов.
Джаксим сделал пометку в книге и выписал мне расписку. Я аккуратно сложил бумагу и спрятал ее в кошелек. Бумага не имела приятной тяжести монет, и все же с ней мое состояние перевалило за шесть талантов. Большие деньги, но все-таки этого недостаточно.
А ведь если бы я не вышел из себя тогда, на экзамене, глядишь, этого бы и хватило! А еще я мог бы подольше позаниматься или заработать побольше денег — если бы не был вынужден целых два дня проторчать у себя в комнате, то рыдая, то ярясь и чувствуя во рту привкус коринки!
И тут меня осенило.
— Тогда я, пожалуй, возьмусь за что-нибудь новенькое, — небрежно сказал я. — Мне нужен небольшой тигель. Три унции олова. Две унции бронзы. Четыре унции серебра. Катушка тонкой золотой проволоки. Медная…
— Секундочку! — перебил меня Джаксим. Он провел пальцем вдоль моего столбца в конторской книге. — А тут не записано, что тебе положено выдавать золото и серебро.
Он посмотрел на меня.
— Это ошибка?
Я заколебался. Врать мне не хотелось.
— А я не знал, что на это требуется особое разрешение…
Джаксим понимающе ухмыльнулся.
— Ты же не первый, кто пытается провернуть нечто подобное, — сказал он. — Что, плату высокую назначили?
Я кивнул.
Он сочувственно поморщился.
— Ну извини. Но Килвин понимает, что, если не смотреть в оба, хранение моментально превратится в лавку заимодавца.
Он закрыл книгу.
— Придется тебе пойти к ростовщику, как и всем прочим.
Я показал ему обе свои руки, наглядно продемонстрировав, что ни одного кольца на них нет.
Джаксим дернул щекой.
— Да, плохо дело… А то я знаю нормального ростовщика на Серебряном Дворе, он берет всего десять процентов в месяц. Все равно, конечно, как зубы драть, но все-таки получше прочих.
Я кивнул и вздохнул. «Серебряным Двором» называлось место, где держали свои лавки официальные ростовщики из гильдии. Но мне они ничем не помогут.
— Ну ничего, бывало и хуже, — сказал я.
* * *
Шагая в Имре и ощущая на плече привычную тяжесть лютни, я еще раз все хорошенько обдумал.
Положение было сложное, но все же не безвыходное. Ни один официальный ростовщик не даст денег без залога сироте из эдема руэ, но можно было взять денег у Деви. И все же к этому прибегать не хотелось бы. Мало того что она брала зверские проценты, меня тревожило то, какие услуги она может потребовать, если я вдруг не сумею выплатить долг. Вряд ли это будет что-то пустяковое. Или простое. Или совершенно законное.
Вот о чем я размышлял, переходя Каменный мост. Я завернул к аптекарю, а потом направился к «Седому человеку».
Отворив дверь, я увидел, что «Седой человек» не трактир, а гостиница. Здесь не было общего зала, где постояльцы собираются и пьют. Только небольшой, богато отделанный и обставленный холл вкупе с богато одетым привратником, который уставился на меня весьма неодобрительно, чтобы не сказать с отвращением.
— Чем могу служить, молодой человек? — осведомился он, когда я вошел.
— Я в гости к даме, — сказал я. — Ее имя — Динель.
Он кивнул.
— Я схожу и посмотрю, у себя ли она.
— Не трудитесь, — сказал я, направляясь к лестнице. — Она меня ждет.
Привратник преградил мне путь.
— Увы, пропустить вас к ней я не могу, — сказал он. — Но с удовольствием посмотрю, у себя ли она.
И протянул руку. Я посмотрел на нее.
— Нельзя ли вашу визитную карточку? — сказал он. — Чтобы я мог вручить ее даме?
— А как же вы можете вручить ей мою карточку, если даже не знаете, у себя она или нет? — поинтересовался я.
Привратник улыбнулся особенной привратницкой улыбкой. Улыбка была снисходительная, любезная и при этом такая неприятная, что я нарочно ее запомнил, на будущее. Подобная улыбка — это произведение искусства. И я, выросший на сцене, способен был ее оценить сразу в нескольких аспектах. Подобная улыбка в определенных кругах ничем не хуже ножа, возможно, в один прекрасный день она мне пригодится.
