Слезы горячим потоком бежали по щекам девушки. Она знала, что все, что ей сейчас скажут, пройдет мимо, ведь ее предали. И не просто предали, а завершили этим гнусным поступком продуманный план, отвратительный уже по самой своей сути. Как же, наверное, веселился этот подлец, когда понял, что Крисса в него влюбилась! Теперь она не могла понять, как это получилось и почему она так категорично отказалась слушать подругу, когда та пыталась ее вразумить! Некстати вспомнились слова Сюзанны: «Никогда не поддавайся чувствам бездумно. Если они истинны – они никуда не денутся, зато и ты не ошибешься».
– О, как все серьезно, – скорбно заметил Харрикан, снова наполняя свой стакан. – Этак она нас и выслушать не сможет. Может, дать ей немного времени собраться с мыслями?
– Некогда, – поморщился Квинт. – Почем ты знаешь, вдруг ее так же и от нашей информации развезет? До весны, что ли, ждать, пока успокоится?! Давай, Пересмешник, говори.
– Послушай, девочка, – не торопясь заговорил тот. Кристина с удивлением обнаружила, что понимает, что ей говорят. Видимо, у этого типа имелся какой-то дар завладевать вниманием… Пленница сморгнула слезы и мрачно взглянула на собеседника.
– Я хочу, чтобы ты показала мне, что ты умеешь. Эл сказал, ты повелительница огня. Это так?
Отвечать она не собиралась. Вот еще!
– На твоем месте я был бы разговорчивее, – предупредил Эттэр и тут же продолжил: – Так вот, еще Эллендор рассказал мне, что недавно вы с ним сделали новый номер. Танец в огне. Я очень хочу посмотреть на этот танец, а еще больше я хочу, чтобы ты показала мне его прямо сейчас.
– Не буду я никому ничего показывать! – огрызнулась Крисса.
– Давайте, убейте меня за это!
– Да что мы, звери какие? – деланно возмутился Харрикан.
– Упираешься, значит? А ты знаешь, что тебя ждет в случае отказа работать по-хорошему?
– Не знаю и знать не хочу! – выпалила она. Тут же не к месту вспомнилось, что книжные герои никогда не поддавались уговорам злодеев и гордо умирали, выдерживая все пытки. Однако Кристина крепко сомневалась, что сможет долго сопротивляться…
– А придется узнать, – сочувственно прищелкнул языком Пересмешник. – Харрикан, доставай стальные башмаки. Посмотрим, что девочка скажет, когда примерит эту обувь.
Крисса нервно сглотнула. Потихоньку она начинала догадываться, как именно ее собирались уговаривать танцевать… Но верить в худшее не хотелось. Все сомнения развеялись, когда искусно выкованные из тончайшей стали башмачки заняли свое место на горячих углях камина.
– Господи… Нет! – прошептала девушка и умоляюще взглянула на выпрямившегося во весь рост Пересмешника. Стыдно за свою мольбу ей не было… В конце концов, кто она такая? Всего лишь девчонка, самая обычная, глупая, наивная и так жестоко обманутая… Внезапно Кристина обнаружила, что ей решительно все равно, что будет дальше. Сердце словно оделось в броню, а сама она совершенно ничего не чувствовала. Крисса крепко зажмурилась и выговорила. – Не надо. Я согласна.
– Вот и умничка, – обрадовался Эттэр и бросил перед ней на стол ее мешок. – Кажется, это твое? Одевайся.
К счастью, наблюдать за ней не стали… Веревки оставили на запястьях и щиколотках глубокие следы, которые невыносимо ныли, в голове гудело, но по-прежнему не было ни единой мысли. Только боль. Такая сильная и всепоглощающая, что определить, откуда она исходила, было совершенно невозможно. Как будто она жила в каждом нерве, в каждой клеточке тела…
– Виэре, подойди-ка, – сказал вдруг Харрикан, придирчиво оглядывая длинные юбки костюма Кристины. – Посмотри сюда, кажется, не мешало бы укоротить все это, э? Как бы не случилось чего.
Девица кивнула, извлекла из-за пояса ножницы и вмиг превратила роскошный костюм Криссы в коротенький наряд, едва доходящий до середины бедра. Критически оценила свою работу и заметила:
– Я бы вообще все это убрала. Кроме того, ей надо несколько подправить прическу.
– Потом, потом, все потом, – отмахнулся Пересмешник. – Зови Хэйрдана и Итана, пусть подыграют ей. Амулет готов?
Харрикан мерзко ухмыльнулся, тяжело встал с места и вплотную приблизился к дрожащей от напряжения и холода Кристине. Она едва не задохнулась от тяжелого запаха перегара, когда циркач заговорил:
– Я тут кое-что приготовил тебе, моя прелесть. Видишь? – он разжал ладонь. Взору девушки предстал крупный амулет с кроваво-красным камнем, оправленным в золото. Грани камня зловеще переливались в отсветах камина, как будто были напоены кровью. – Это твой амулет, чтобы ты не вздумала сыграть с нами какую-нибудь штуку. Ну-ка, не дергайся.
Неожиданно резко он выбросил вперед руку и крепко прижал амулет ко лбу пленницы. Что-то больно стукнулось в виски, после чего в ушах появилось еле заметное гудение. Харрикан довольно улыбнулся, отошел к стене и взял в руки посох чародея с крупным кристаллом на конце. Одним коротким заклинанием активировав кристалл, он зловеще шепнул двум музыкантам, незаметно появившимся в подвале несколько секунд назад:
– Играйте.
Взвыла волынка, зазвенел бубен. Музыка была слишком резкой и быстрой, и Крисса растерянно оглянулась на Пересмешника. Тот лишь нетерпеливо взмахнул рукой:
– Что ты стоишь?! Плети заклинание и танцуй!
Она зажмурилась. Вскоре замерзшие ноги охватило приятное тепло, по полу разлился огонь…
Ее слабо интересовало, что будет дальше. Мир словно замкнулся в один гадкий, полный боли круг, который невозможно было разорвать никакими силами. После «знакомства» с циркачами Криссу поместили в крошечную комнатенку все в том же подвале, где не было ничего, кроме жесткой постели и трехногого табурета. Несколько раз ей приходилось выступать. Вместо привычных досок пола был холодный песок арены, в ушах гудело пламя, а сердце бешено колотилось от страха. Теперь Кристина не могла контролировать огонь, ей оставалось лишь направлять всю свою силу на то, чтобы угадать, куда нужно поставить ногу, чтобы не обжечься. Впрочем, «поставить» – это слишком громкое слово. По приказу Пересмешника музыканты всегда ускоряли свои мелодии, так что приходилось буквально порхать над ареной. Зрителям такое чудо явно нравилось. В конце каждого своего выступления Крисса слышала бурные овации, цирк был полон во все дни представлений (то есть трижды в неделю), только все это было ей совершенно безразлично. Уже на второй день своего пребывания в цирке девушка обнаружила, что не чувствует ярости, никакого раздражения или злобы, и только боль, постоянно сдавливавшая сердце, оставляла в душе бездонную пустоту. Кристина спокойно выслушивала выговоры и замечания Пересмешника – таковых было много, главному циркачу постоянно что-то не нравилось, он не стеснялся даже сопровождать свои слова весьма ощутимыми побоями, – и пропускала мимо ушей едкие замечания Эла и Виэре, которые потом заливисто смеялись над своими шутками… В душе Криссы существовала только боль, которая раз за разом заставляла перегонять в памяти различные эпизоды казавшегося теперь таким смешным и беззаботным прошлого.
