— Давайте начнем с самого начала. Итак, у нас есть компания, которая производит какой-то продукт. Компания принадлежит группе людей. В юриспруденции есть понятие, известное, как ответственность. Оно означает, что владельцы отвечают за действия компании, противоречащие закону. Чтобы снять с себя эту ответственность, они создают воображаемое общество, которое становится ответчиком по всем выставленным претензиям. Теперь, раз каждый из владельцев компании имеет свою долю корпорации, мы можем выпустить акции, ценные бумаги, определяющие, какая часть собственности…
И пошло, поехало. Начальный курс экономики.
Ворнан сиял. Слушал, не перебивая, пока представитель биржи не начал объяснять, что происходит, когда один из владельцев желает продать свою долю акций, как функционирует аукционная система, позволяющая получить за акции максимальную цену. Вот тут Ворнан и признался, что такие понятия, как собственность, корпорация и прибыль, не говоря уже о переводе дивидендов, для него по-прежнему тайна за семью печатями. Я видел, что сделал он это намеренно, чтобы вывести лектора из себя. Он играл роль человека из Утопии, допытывающегося, как устроено наше общество, чтобы затем игриво признаться в незнании основополагающих принципов, на которых оно зиждется. Сотрудников биржи такая тактика загоняла в угол. Они и представить себе не могли подобного невежества. Даже ребенок знал, что такое деньги и чем занимаются корпорации, пусть и не все понимали, что такое ограниченная ответственность.
Принимать участие в этой забаве мне не хотелось. И потому я предпочел понаблюдать за торговым залом. А взглянув на «бегущую строку», увидел:
ФОНДОВАЯ БИРЖА ПРИНИМАЕТ ЧЕЛОВЕКА ИЗ БУДУЩЕГО. ВОРНАН ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ НА ГАЛЕРЕЕ ДЛЯ ПОСЕТИТЕЛЕЙ.
Объявление сменилось текущей информацией о продаже акций и изменении в котировках, но не осталось незамеченным. Липовые продажа и покупка сошли на нет, тысячи лиц обратились к балкону. Раздались приветственные крики. Брокеры замахали руками. Они сбивались в кучки, указывали на нас пальцами. Что их интересовало? Индекс Доу-Джонса в январе 2999 года? Или внешность Ворнана Девятнадцатого? Ворнан стоял у поручня, улыбаясь, высоко подняв руки, словно благословляя капитализм. Ритуальные жесты, последнее утешение финансовых динозавров.
— Странно они себя ведут, — пробурчал за нашими спинами Нортон. — Мне это не нравится.
Холидей отреагировал мгновенно.
— Выводим Ворнана, — бросил он охраннику, что стоял рядом со мной. — Пока не началась заваруха.
Брокеры продолжали приветствовать Ворнана. Некоторые требовали, чтобы он спустился к ним. Ворнан стоял у поручня, широко улыбаясь.
На «бегущей строке» появилась надпись:
ОБЪЕМ ПРОДАЖ К ПОЛУДНЮ: 197452000.
За ней последовала другая:
ИНДЕКС ДОУ-ДЖОНСА: 1627, 51, РОСТ НА 14, 32 ПУНКТА.
В торговом зале произошли изменения: брокеры устремились к лестнице на галерею, чтобы пообщаться с Ворнаном. Наша группа рассыпалась, как карточный домик. Я уже начал привыкать к быстрой смене обстановки. Схватил за руку стоявшую рядом Эстер Миккелсен, хрипло прошептал: «Пора идти, сейчас опять начнется. Ворнан в своем репертуаре!»
— Но он же ничего не делал! — возразила мне Эстер.
Я уже тянул ее к двери. Оглянувшись, увидел, что Ворнан следует за нами в окружении охранников. Мы зашагали вниз по длинному коридору, опоясывающему здание. Сзади доносились бессвязные крики. Навстречу ехал робот-электромобиль. Мы посторонились. Что, интересно, высветилось сейчас на «бегущей строке»? БРОКЕРЫ ПОСХОДИЛИ С УМА?
— Сюда, — указала Эстер на дверь.
Кабина лифта, быстрый спуск вниз… и мы на Уолл-стрит. Нарастающий вой полицейских сирен. Вновь я оглянулся. Ворнан радом, тут же Холидей и журналисты.
— По машинам! — скомандовал Холидей.
Мы ретировались без потерь. Потом нам сообщили, что во время нашего посещения Нью-Йоркской фондовой биржи индекс Доу-Джонса упал на 8, 51 пункта, а два пожилых брокера умерли от сердечного приступа, вызванного волнением. В тот же вечер, при отъезде из Нью-Йорка, Ворнан обратился к Хейману: «Как-нибудь вы должны рассказать мне о капитализме. Что-то в нем есть».
Визит компьютеризованного публичного дома в Чикаго доставил нам куда меньше хлопот. Разумеется, ни у кого из чиновников и в мыслях не было включать бордель в список достопримечательностей, но Ворнан сам настоял на этом. Впрочем, никто особо и не упирался, поскольку существование подобных заведений не противоречило закону, да и пользовались они немалой популярностью. Короче, власти решили не строить из себя пуритан.
Не был пуританином и Ворнан, что, собственно, мы и поняли с первого дня нашего знакомства. Ибо не замедлил пригласить в свою постель Элен Макилуэйн, о чем она незамедлительно похвасталась нам. Судя по всему, побывала там и Эстер, хотя она ничего не говорила об этом, а мы, разумеется, не спрашивали. Показав всем, что секс для него — любимое занятие, Ворнан пожелал ознакомиться с прелестями компьютеризованного публичного дома. Как он пояснил Крейлику, «этот визит послужит большему пониманию таинств капиталистической системы». Крейлик, однако, не сопровождал нас на Нью-Йоркскую биржу, а потому не оценил шутки.
Меня определили в провожатые Ворнану. Крейлик сам, смущаясь, попросил меня об этом. О том, чтобы отпустить Ворнана куда-либо одного, не могло быть и речи, а Крейлик уже достаточно разобрался в моем характере, чтобы знать, что возражений с моей стороны не последует. Согласился бы, кстати, и Колфф, правда от него было бы много шума, а вот Филдз и Хейман для подобных поручений никак не подходили, почитая проституцию аморальным явлением. Так что во второй половине дня мы с Ворнаном отправились на поиски эротических приключений.
Нас привезли к черному, строгих форм зданию, высотой в тридцать этажей, без единого окна. Табличка, свидетельствующая о предназначении заведения, в которое мы направлялись, на двери отсутствовала. Я с тяжелым чувством переступал порог, гадая, что учинит здесь Ворнан.
Ранее я никогда не бывал в подобных местах. Не подумайте, что хвастаюсь, но у меня не было необходимости покупать сексуальные удовольствия за деньги. Желающих переспать со мной всегда хватало, и дополнительной оплаты, помимо оказанных мною услуг, никто не требовал. Однако я всецело одобрил закон, разрешающий открытие домов терпимости. Разве секс не товар, который должен покупаться так же свободно, как еда и питье? Тем более что он жизненно необходим человеку. Да и государство получало немалый доход с этих заведений. Как я понимаю, именно последний довод оказался решающим даже для твердых сторонников пуританизма. И едва ли эти бордели открылись бы хоть в одном городе Америки, если б не постоянная нехватка средств в государственной казне.
