«Тепло, и стада дичи, говоришь…» — Иули наморщил нос, тряхнул головой, будто отгоняя какую-то мысль.
«Мне ужасно любопытно, что за мир такой?» — добавил Рыньи. — «Но арханин совсем-совсем не внушал доверия. И кажется, у него на куртке был узел справедливого суда. Мудрая Вильяра себе такой повязывала и объясняла, что это… Ой, то есть… Выходит, я только что говорил с беззаконником? Из тех, кто крадёт детей и убивает мудрых?»
Вот теперь Рыньи перепугался по-настоящему, аж вся шерсть встала дыбом. Испугался, но и разозлился, сильно. Эдакая погань бродит по угодьям его клана, как у себя дома! Заговаривает с несмышлёными сновидцами, соблазняет…
Додумать Рыньи не успел: с изнанки сна выпал мудрый Альдира, тоже ужасно злой.
— Упустил, — пояснил он, на невысказанный вопрос. — Пустота между мирами не хранит следов.
— А как же…
— Рыньи, оставайся здесь, — приказал Альдира. — Не покидай логова и прими на ночь зелье глухого сна. Сейчас я сам тебе его заварю, чтоб ты спал до утра, но не перебрал лишку, — мудрый уже по-хозяйски шарил в одном из сундучков.
— Всё так плохо? — уточнил Нимрин, ловко вращая между пальцами нож.
— Ты же имел дело со Стурши? — откликнулся Альдира вопросом на вопрос. — Вот примерно так.
Иули помрачнел.
— Щуровы сновидцы! Подкаменники скользкохвостые! Купцы без обоза! Бездомный дом, неведомый клан! Выкормыши старого Тхиры! — продолжал ворчать мудрый, пока не отыскал нужный мешочек с травяной смесью.
Рыньи было всё ещё боязно, но ужасно любопытно. Сказку про купцов без обоза он знал, восхищался её пронырливыми, плутоватыми героями: вчуже, без желания подражать. Ловкие воришки и мошенники надурили многих, но и сами остались в дураках.
А сказывают, в стародавние времена купцы друг друга не обманывали и не подставляли. В бездомном доме, неведомом клане все стояли друг за друга, как во всамделишнем доме и клане. Кто первый придумал нарушать договорённости, перебивать сделки, красть друг у друга товар? Сейчас говорят, Наритьяры. Но те ловкачи, сказывают, были из Тхи…
— Пей, — Альдира разболтал щепотку зелья в тёплой воде и протянул кружку Рыньи.
— А можно, я сперва на лежанку влезу?
Мудрый усмехнулся, потрепал Рыньи по загривку:
— Нужно. Полезай.
Умостившись между Вильярой и Нимрином, подросток выпил из кружки — провалился в уютную темноту без снов.
***
«А теперь, о мудрый, объяснись!» — отличная штука безмолвная речь, не обязательно ждать, пока мальчишка уснёт. — «Что происходит? Кого и куда ты упустил?»
«Сироту Вусси из ватаги Лагна. На ту сторону звёзд», — ответил мудрый Ромиге, разводя зелье в кружке. — «Вусси из дома Арайи, из клана Рийи, если я правильно понял».
Пока Ромига переваривал эту бесценную информацию, Рыньи пристраивался у него под боком: Вильяра легла не вплотную.
«Как вы намерены их ловить?» — спросил нав.
Временный глава Совета Мудрых мог ему не ответить, мог даже осерчать на назойливого чужака. Но Альдира ответил, как бы даже спокойно:
«Станем убивать их на месте, где увидим, по праву скорого суда. Мне это ужасно не нравится. Голкья не нужно новых смертей, тем более, чтобы мудрые убивали охотников. Но иного способа я не вижу. Они убивают нас и не намерены останавливаться. Ловить поганцев живьём слишком хлопотно, я только что убедился сам. И пойманные, они всё равно не становятся проводниками к свободным товарищам. Такую они дали друг другу смертную клятву. Ркайра не смог её обойти, и все вместе мы не додумались, как».
«А есть ли какой-нибудь другой способ — разыскать мир, где они прячутся?» — спросил нав.
«Да, Нимрин, среди бесчисленных миров непременно сыщется всё: и сами беззаконники, и чары, которые помогли бы выйти на их тайную лёжку. На сей миг я такого способа не знаю. И у других мудрых пока ничего не вышло. Поэтому пусть Рыньи спит рядом с тобой, под зельем. А я пойду искать. А к преданиям Теней мы с тобой обязательно вернёмся. Позже».
Ромига пожелал мудрому удачной охоты, и тот удалился: в пещеру Совета, или ещё куда. А нав стал очень старательно припоминать, не завалялась ли в бездонной памяти Теней какая-нибудь подходящая случаю песенка? Самому же потом пригодится: для поисков врага врага или сразу уж — родного дома.
Но нет, не завалялась, или нав не докопался, только устал и отпустил себя в сон. И долго витал между белым небом и узорчатыми мостовыми чужого города: бесплотным, почти беспамятным восторженным призраком. Казалось, в этом красивом городе он мог бы обрести счастье и смысл. Гораздо больше счастья и смысла, чем где-либо ещё в обитаемой Вселенной. Скорее всего, наваждение, но сладкое и вдохновляющее, способствующее отдохновению.
А стоило отдохнуть — сон сменился. Вместо оранжевых и голубых фонарей в глаза блеснуло солнце. Вместо мозаики из разноцветных камушков под ноги легла неровная почва, зашелестели высокие травы…
Среди снегов и стылых катакомб Голкья Ромига давно мечтал о летней жаре — полузабытый любимый сон встретил его именно такой. Вернул облачение гарки, утраченное наяву. Вернул телесное благополучие: во всей упоительной полноте ощущений. Ромига долго-долго стоял, просто наслаждаясь тем, что спину не ломит, а ноги не дрожат от слабости. Начал разминку: с восторгом от каждого движения. Мелькнула мысль, как неприятно будет просыпаться снова больным — отбросил её, ловя своё счастье здесь и сейчас. Остановился не когда устал, а когда захотел остановиться. Дышал полной грудью, валялся в траве, шёл по степи, куда глаза глядят. Проломился сквозь приречные заросли и вышел к большой воде. Уселся на песок и долго сидел без единой мысли, чутко присутствуя здесь и сейчас. Шуршали тростники, мелкие волны лизали берег, искрились бликами. Ветер ласково ерошил волосы, донёс откуда-то запах костра…
Костра? Да, точно, костра, а не травяной гари! Мало того: на костре жарили мясо, аромат аппетитно мешался с дымком. Всё бы хорошо, но в этом мире никогда не было других разумных, кроме Ромиги. И то — не во плоти, а в плотном призрачном обличье, как говорит Вильяра. Мир-сон всегда был местом Ромигиного уединения. Единственное исключение, когда он принял здесь гостя, не в счёт. Но сегодня Ромига никого не звал и не ждал. А незваный гость, как известно, хуже тата.
Нав встал и пошёл на запах. Полоска пляжа вдоль воды прерывалась топью и зарослями: прямо не пройдёшь. Ветерок тоже менял направление. Но Ромига, определённо, приближался к месту чужого пикника с шашлычком.
Он нашёл их на отмели с белым камнем, на котором раньше любил отдыхать. Двое мальчишек-подростков жгли маленький костёр из плавника… Стоп, а мясо-то где? И почему мальчишки кажутся такими знакомыми? Нав рассматривал обоих, соображая, где видел их прежде? Оба — тощие, загорелые. Один, помельче, светло-русый, вихрастый, в «семейных» трусах из выцветшего ситца. Второй, гибкий и жилистый, с чёрной гривой до лопаток, по-дикарски обмотал бёдра пятнистой шкуркой. Они выглядели закадычными друзьями, удравшими из дому поиграть в индейцев: была когда-то у челов такая игра. Но не слишком ли эти двое беспечны в диком месте, где водятся хищные, опасные твари? Ромига нарочно зашуршал тростником — темноволосый мальчишка мгновенно обернулся на звук, в руках из ниоткуда возникла чёрная навская катана. Клинок длинноват и тяжеловат для этих рук, но остриё безошибочно выцеливает невидимую угрозу. Белобрысый среагировал мгновением позже. Напружинился, руки остались пусты, но взгляд и выражение лица не обещали ничего хорошего. От такого ожидаешь «эльфийской стрелы» или чего похуже.
Хищной твари явно стоило обойти друзей-приятелей десятой дорогой, но Ромига ощущал не угрозу — растущую радость узнавания. Раздражала только некая неправильность: фигуры мальчишек туманились, как в обычном, не колдовском сне, когда начинаешь вглядываться слишком пристально.
Досадно будет, если они исчезнут. Больше не таясь, Ромига вышел на открытое место. Темноволосый тут же сверкнул улыбкой и спрятал катану обратно в никуда. Сдул с бровей чёлку, уставился на Ромигу чёрными навскими глазами — стал до невозможности похож на отражение в зеркале, много веков назад. Сбивало с толку, что в целом он больше походил на человского подростка, чем на навского…
