Ознакомительная версия.
— В лабиринте пространство подчиняется другим законам.
— Да знаю я это, знаю. Только...— Она неуверенно посмотрела на меня.— Перси, знаешь, я первая готова посмеяться над собой. Я столько времени готовилась к собственному поиску, столько перечитала книжек, но сейчас у меня нет ни одной ниточки, которая могла бы нам помочь.
— Ты отлично руководишь, Аннабет. А главное, мы и не должны знать, что именно мы делаем. Это всегда срабатывает. Помнишь остров Цирцеи?
Она тихонько фыгжнула.
— Из тебя там получилась довольно симпатичная морская свинка.
— А Вотерлэнд? Когда мы из-за тебя чуть не сломали шеи, кувыркаясь в воздухе?
— Из-за меня? Это ты был во всем виноват!
— Видишь? Это было так здорово!
Теперь она улыбалась, и я был рад, что сумел ее развеселить. Но улыбка на лице Аннабет быстро растаяла.
— Как ты думаешь, Перси, что имела в виду Гера, когда сказала, будто тебе известен путь через лабиринт?
— Понятия не имею,— признался я.— Честно.
— А ты бы сказал мне, если б знал?
— Конечно. Может...
— Что может?
— Может, если бы ты назвала мне последнюю строчку из предсказания оракула, это помогло бы.
Аннабет вздрогнула.
— Только не здесь. Здесь темно.
— А тот выбор, про который все упоминал Янус? Гера говорила...
— Тише,— оборвала меня Аннабет. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.— Извини, Перси, не обращай на меня внимания. Просто я ужасно расстроена. Но я не... Мне нужно об этом еще подумать.
Мы сидели молча, прислушиваясь к странным всхлипам и стонам, раздававшимся в лабиринте, их отголоски сливались и растекались, когда переходы меняли свои русла, росли, ширились. Окружающая темнота напомнила мне о том видении, когда в фонтанчике с соленой водой появился Нико ди Анджело, и тут вдруг в голове у меня что-то стало проясняться.
— Нико где-то здесь, внизу,— сказал я уверенно.— Именно этим путем он выбрался из лагеря. Отыскал вход в лабиринт и рванул туда. А потом наткнулся на тропинку, которая увела его дальше, в Царство мертвых. Но сейчас он наверняка опять в лабиринте. Он пришел затем, чтобы забрать меня.
Аннабет не пошевелилась. Долго время она сидела молча. Потом заговорила:
— Перси, надеюсь, что ты ошибаешься. Но если ты прав и...
Она уставилась на луч фонарика, светлое пятнышко от которого дрожало на дальней стене. Я был почти уверен, что она вспоминает данное ей пророчество. Никогда я не видел Аннабет такой удрученной.
— Может, давай сначала я подежурю? — предложил я.— А если что случится, я тебя сразу разбужу.
Сначала она запротестовала, но вдруг кивнула, улеглась, съежилась в своем спальнике и закрыла глаза.
Когда пришла моя очередь отдыхать, мне опять приснилась та темница в лабиринте, где был заперт старик.
Теперь она больше походила на мастерскую, чем на камеру. Рабочие столы были завалены разными измерительными инструментами. В углу пылал раскаленный докрасна кузнечный горн. Мальчик, которого я видел во сне прошлый раз, стоял рядом с горном и раздувал меха, но сегодня он выглядел гораздо старше, почти моего возраста, и повыше ростом. К дымоходу кузницы была приделана какая-то непонятная воронка, она втягивала в себя дым и жар, а потом, сужаясь в трубу, уходила в пол. В этом же месте находилась еще большая бронзовая крышка, прикрывавшая люк.
В моем сновидении стоял ясный день, небо над головой мальчика было голубым, но из-за огромной высоты стен мастерская выглядела довольно мрачно. Поскольку мне самому пришлось долго бродить в разных туннелях и переходах, я очень удивился: выходит, часть лабиринта расположена под открытым небом. Но как ни странно, это место казалось еще более мрачным и безнадежным, чем те, которые мне довелось увидеть.
Старик выглядел совсем больным. Он ужасно похудел, руки его были красными и натруженными. Седые волосы падали на глаза, туника вся перепачкана. Он стоял, склонившись над столом, и трудился над какой-то длинной полосой перевитого металла, плетением немного напоминавшей кольчугу. Старик подхватил щипцами тонкий завиток бронзы и прикрепил его к краешку.
— Готово,— объявил он.— Все готово.
С этими словами он поднял ту полосу, что я принял за кольчугу. Когда я увидел, как прекрасна эта вещь, у меня даже сердце подпрыгнуло. Это была не кольчуга, а металлические крылья! И каждое крыло составлено из многих тысяч наложенных друг на друга перьев. Четыре крыла, два полных комплекта, один сейчас лежал на столе. Дедал расправил в руках каркас, и крылья распахнулись. Не меньше двадцати футов в размахе! Своей сверкающей поверхностью металлические перья ловили отблески солнечного света и переливались тридцатью разными оттенками золота. Прекрасная работа, но что-то подсказывало мне, что эта штука никогда не полетит. Слишком она тяжелая, к тому же в этой темнице совершенно не было места для того, чтобы как следует разогнаться.
Мальчик оставил меха и подбежал к отцу, чтобы посмотреть на крылья. Он радостно засмеялся, хотя весь был потный и перепачканный.
— Отец, ты настоящий гений!
— Я и сам это знаю, Икар.— Старик улыбнулся.— Но сейчас нам надо торопиться. На то, чтобы как следует зафиксировать эти крылья на теле, уйдет не меньше часа. Поди сюда.
— Давай ты первый,— возразил Икар. Старик запротестовал, но сын настаивал на своем.
— Ты сделал их, отец. Тебе и принадлежит честь надеть их первым.
Мальчик стал прилаживать кожаную упряжь на груди отца. Вся она, особенно тонкие ремешки, что бежали от плеч к запястьям, здорово напоминала альпинистское снаряжение. Затем он стал приклеивать к надетой уже упряжи сами крылья. Для этого он пользовался составом из металлического бочонка, который здорово смахивал на баллончик-распылитель с термоклеем, только бочонок этот был огромного размера.
— Восковое соединение не слишком надежно, его хватит только на несколько часов,— взволнованно говорил Дедал, пока сын трудился над его снаряжением.— Сначала нужно дать ему время застыть и закрепиться. В полете нельзя подниматься слишком высоко, а также опускаться слишком низко. Иначе морская вода увлажнит воск, а...
— ...а солнце растопит его,— договорил за него сын.— Да, отец, я знаю. Мы об этом говорили уже не меньше тысячи раз!
— В таком деле не должно быть места легкомыслию.
— Я верю в твой талант, отец. Никто на свете не может с тобой сравниться.
Глаза старика засияли. Было видно, как сильно он любит сына.
— А теперь дай-ка я прилажу твои крылья и сделаю это как следует. Иди ко мне.
Дело шло медленно. Пальцы старика путались в ремешках, он едва справился с тем, чтобы удержать крылья в нужном положении, пока закреплял их воском из бочонка. Его собственные крылья, уже надетые, словно бы тянули его вниз и мешали работать.
Ознакомительная версия.
