– Ты опознал его?
– Старший сын Повелителя Земной Тверди – Шлак.
Брови Сурана встали домиком:
– Этот лишенный права наследования? Вот оно что. Он же уродлив, как смертный грех. Весь в мамочку.
Расия качнул головой:
– Для одурманенной наложницы нет никого прекраснее. Она готова выполнять любую его прихоть.
Император задумчиво кивнул, соглашаясь:
– Что ж, придется идти от него по цепочке. И… начать с его матери. Это ничтожество ничего не делало без её ведома. А тебе стоит выяснить, что за препараты, которыми накачивают девчонку. Он ей дал какие-то новые указания, кроме тех, что были раньше?
Расия медленно кивнул:
– Дал.
Суран взглянул заинтересованно, услышав нечто новое в интонациях беса-разведчика.
Скрипка звучит так странно, что мне кажется, что я действительно её вижу… Камни сверкают в медных браслетах. А зеркало отражает не то, что я вижу на самом деле…
Качнулись сережки, и скатилась слеза… чья? не моя…
И под скрипку выводит голос одну мелодию в созвучии с моей душой… Я сегодня была одинока… но слишком неспокойна… А вот сейчас я действительно одна… и скрипка, и голос… тянут мелодию… Так светло…
Возможно, завтра или сегодня не умру…
Камни в браслетах желтые и сами браслеты тяжелые… Приятно…
… Сны… я так редко их вижу… я радуюсь даже кошмарам… давно мне как-то снился сон. Меня разбудили слишком рано, может, если бы я убила того, за кем гонялась во сне, он перестал бежать за мной…
… Ветер странный… что ты опять делаешь со мной…
Мне нельзя оставаться одной… слишком много кошмаров снилось мне… слишком много мыслей… слишком страшно.
Он смотрит на меня своими холодными серыми глазами. Злыми глазами, цвета гранита. Тьма вокруг меня… это тьма – единственное, что есть у меня. Эта тьма, то чем я фактически обладаю. И это то, что действительно реально. Тьма вокруг меня. Тишина. Это почти покой…
Я плачу. Плачу беззвучно. И беспричинно…
Он обнимает меня холодными руками за обнаженные плечи. Я вздрагиваю, но не могу отстраниться. Не смею.
Какой-то шум где-то во тьме. В глубине. Не так уж и тихо… но это внешняя НЕ тишина… Тишина и тьма внутри меня…
Потому что я проиграла…
Потому что мои руки скованы цепями… медными браслетами. И слышу его голос.
– Тебе не идут медь и желтые камни, – спокойный прохладный голос. – Завтра одень сапфиры.
Мне… нет, мне не страшно.
– Ты слышишь меня, низшая?
Я, наконец, могу поднять голову и взглянуть в его безжалостные глаза.
– Да, мой Господин.
– Хорошо, – его длинные пальцы коснулись моего подбородка. – Очень хорошо, моя милая Сира.
Тишина. Это почти покой…
Сира открыла глаза, чувствуя, как лениво борется с затухающим кошмаром мечущийся затуманенный разум. Босые ноги озябли… Босые? Она опустила взгляд. Одета, хотя когда ложилась спать, была раздета… и вуали нет… неужели она опять куда-то ходила? Девушка обняла себя за плечи, проводя по зубам языком, опять этот привкус во рту. Знакомый такой. Как опасно. Ведь Император не звал её к себе сегодня, значит, это был кто-то другой. Она кому-то отдавала свое тело. Наложница опустила голову и тихонько заскулила.
– Сира? – дверь распахнулась, и на пороге появился Гир, евнух, приглядывающий за Расией. Вчера он почему-то остался при ней, видимо, потому что его Расию снова позвал Император.
– Сира, девочка, что случилось? Кошмар приснился?
– Я-а… не помню, – тихо выдохнула она. – Я ничего не помню! Куда я уходила?! Почему мое тело помнит чьи-то прикосновения, а я не помню ничего?!
Евнух схватил её за плечи, вглядываясь в лицо.
– Рогул говорит, что все это только сны, – всхлипнула она. – Но я знаю, что все не так просто! Посмотри!
Она вытянула ногу, на обнаженной лодыжке красовалась царапина, а нежная, гладкая кожа подошвы явно испачкана в пыли.
Наложница с отчаянием вглядывалась в лицо евнуха:
– Я делаю что-то плохое и не помню об этом!
Гир нахмурился:
– Несомненно, это не просто сон, девочка. Тут я с Рогулом не согласен. И почему он так упорно тебя в этом убеждает, еще надо выяснить. Вот что меня интересует, каким образом ты вышла, а я тебя не заметил? Я ведь не спал все это время. Так что незамеченной ты точно не могла выйти.
– Гииир, – она вцепилась в его рубашку. – Помоги мне! Мне очень страшно!
– Помогу, девочка моя, конечно помогу, – он прижал её к груди. – Для этого я и создан и существую. Для начала, я предлагаю сменить обстановку. Расия сегодня отсутствует, и я могу предложить тебе заночевать в его апартаментах.
Она медленно кивнула.
Евнух легко подхватил её на руки, закутывая в покрывало, сорванное постели, и размашисто зашагал прочь из спальни. На его лице явственно читалась озабоченность. Он служил в гареме довольно давно, и ситуация, которую он сейчас видел, ему не нравилась, она явно была нестандартной. Оставлять девочку здесь было не просто опасно, это было еще и неразумно.
Сейчас её надо переместить в другое место, а дальше…
Внезапно на его пути выросла знакомая фигура.
– Куда ты её несешь, Гир?
– Рогул, – евнух прищурил глаза, разглядывая ткань полупрозрачной фиолетовой вуали, которую обычно носила Сира, в руках коллеги.
– Я спросил, куда ты несешь Сиру, – холодно повторил тот.
– В безопасное место, – Гир, аккуратно поставил наложницу на ноги, и та прижалась к нему всем телом. Ощутимо дрожа. – А вот что ты делаешь, мне интересно?
Рогул усмехнулся, проследив взгляд Гира, и скомкал вуаль еще сильнее.
– Ты влез не в свое дело, Гир. Жаль, я не хотел тебя убивать.
– А кто сказал, что тебе это удастся? – Гир осторожно отстранил наложницу от себя и ласково её попросил. – Девочка, посиди-ка тут в уголке. Я быстро.
Рогул покачал головой:
– Ты всего лишь евнух.
– А ты, я так понимаю, нет? – Гир выпрямился, увидев, как послушная Сира, действительно вжалась в угол комнаты, чтобы не попасть под горячую руку.
– Жалкий бес, – с губ Рогула сорвалось шипение, словно это уже не он сам разговаривал, а кто-то изнутри его тела. – Не с тем связался!
Гир прищурился:
– Чужак. Ты знаешь, что в мою обязанность входит уничтожать опасность, которая может причинить хоть какие-то неприятности Императорскому гарему?
– Ну, так покажи свою силу, евнух-бес! – лицо Рогула неуловимо менялось, вытягиваясь в отвратительную морду.
Сира закрыла лицо руками и тоненько завыла.
По комнате потянулся сумеречный туман, полный невыразимого ужаса и холода.