— Да ну ее! — заныли мальчишки. — Она нас уже достала! «Магия начал — самая главная магия в мире!» В общем, Дэн правильно в нее знаком кинул. Пусть не выделывается!
— Это что еще такое? — не выдержал я. — Кто дал вам право обсуждать учителей?
— А чего? — набычился класс. — Сама виновата!
Но они уже поняли, что хватили лишку. Я хоть и был для многих ребят слишком молод для авторитета, но все-таки являлся учителем, а школьники побаиваются учителей. Это я помнил по своим школьным годам, когда дрожал от страха, слыша звонок. Пожалуй, когда он прозвенел для меня в последний раз, я не испытывал ничего, кроме облегчения.
И вот прошло несколько дней. Школа успела немного отойти от инцидента, но я до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке, входя в учительскую. Еще бы! Я осмелился защищать ученика, напавшего на учителя! И не раскаялся в этом! Лыбедь и Маска все эти дни подчеркнуто игнорировали меня, Лилита — так вообще отворачивалась, стоило мне показаться на пороге, а Спурий как-то подошел и спросил, ношу ли я все еще пояс-оберег от нападения оборотней. Дама Морана не упускала случая, чтобы не подпустить шпильку в мой адрес, и уже трижды вызывала меня на ковер для беседы. Чувствуя, что этот разговор не принесет мне ничего хорошего, я старательно избегал ее, находя тысячу поводов, чтобы не появляться в районе учительской и кабинета завучей.
Так и получилось, что я оказался в одиночестве и мало-помалу привык коротать вечера в живом уголке или среди фолиантов библиотеки. В хранилище нашлось много старых изданий, потрепанных, кое-где с мятыми страницами, но от этого не потерявших своей ценности, и я часами просиживал где-нибудь в уголке, склонившись над толстым томом.
В субботу библиотека закрывалась в четыре часа дня, поэтому я возвращался к себе не спеша. Впереди был долгий вечер, который как-то надо было убить. Самое время сесть и начать готовиться к занятиям на новой неделе, но с некоторых пор учебники у меня вызывали раздражение.
Во второй половине субботы дети уже не учатся и даже на факультативы никто не ходит. Поэтому четвертый и пятый этажи к тому времени опустели. Только в учительской и кабинете директора кипела жизнь, но я нарочно стороной обходил это место.
Подходя к своему кабинету, я заметил у стены невысокую фигурку. Мальчик стоял в тени, и мне пришлось подойти ближе, чтобы узнать Даниила Мельхиора. Он был один, без своих приятелей-телохранителей.
— Ты что тут делаешь? — спросил я.
— Вас жду, — шепотом ответил он.
— Давно?
— Уже часа три.
— Проходи. — Я отпер дверь и впустил мальчика в тамбур. Зажег лампу, скинул и повесил на вешалку мантию, в которой ходил по школе. Из тамбура открывались три двери — одна вела в живой уголок, другая — в мою комнату, а третья через зал для практических занятий выводила в лекционную аудиторию. Чтобы школьники не толпились практически у меня в прихожей, в лекционную аудиторию был и второй вход, а зал для практических занятий вообще устроили проходным. Я провел Даниила в зал практических занятий.
Там вдоль стен стояли двадцать конторок и еще несколько откидных столов, заставленных реактивами. Возле каждой было по вращающемуся табурету, сверху нависала лампа. У окна находилась кафедра учителя, и часть стены была освобождена для того, чтобы возле нее ставить крупных животных. Несколько полок с клетками и четыре шкафа по углам довершали обстановку.
Мы сели на два табурета возле дальней конторки, неосознанно забиваясь подальше в уголок. Я чувствовал себя заговорщиком. Из клеток на нас косились зверьки — крысы, ласки, кошки. В клетке, подвешенной под потолок, забились мелкие птицы.
Мы долго сидели молча. Даниил понурился, вертя в руках коробочку, я ждал его слов. Птицы и зверье в конце концов успокоились, а мы все молчали. Я исподтишка наблюдал за мальчиком. С того педсовета я видел его лишь однажды, на занятии. Он был необычайно тих и задумчив.
— Как жизнь у тебя? — первым нарушил я молчание.
— Нормально, — отозвался Даниил.
— Как одноклассники?
— Нормально.
— А с учителями как?
Вместо ответа он дернул плечом.
— Придираются? — догадался я.
Он кивнул. Меня начала раздражать эта игра в угадайку.
— Вот что, Даниил. — Я встал. — Не хочешь ничего говорить — я не настаиваю. Но, если ты не против, я займусь делом. Мне еще всю эту живность кормить надо. Так что ты тут посиди, если нет желания уйти, а я пойду.
— А можно, — он вскинул голову, — можно мне с вами?
— Пойдем.
Кроме живого уголка, на моей шее теперь висели шесть кошек, восемь ласок, горностай, девять крыс, три ящерицы и без счета мышей, лягушек и попугаев, которых натащили после каникул третьекурсники по моей просьбе. Мне это только прибавило работы, потом что дети не приходили проведать своих бывших любимцев. А я теперь тратил дополнительный час в день, чтобы накрошить кошкам и ласкам мясо, попотчевать крыс и мышей хлебом и сыром и обеспечить лягушек мокрицами и червями — не считая уборки клеток.
Даниил некоторое время таскался за мной по живому уголку, глядя, как я выгребаю грязную подстилку из клеток и засыпаю новые сухие опилки, как меняю воду в поилках и раздаю корм. Проще всего было с Жаравь-птицами, волками, единорогами и грифами — им достаточно было дать простое мясо, зерно и сено. Для остальных приходилось готовить специальные кормовые смеси. Исключение составляли драконы и аспиды — для них уже давно выпускают комбикорма, которые надо только размочить в горячей воде.
— А можно, — услышал я голос Даниила, о котором успел позабыть за делами, — можно я вам помогу?
— Отлично, — обрадовался я. — Тогда, будь добр, на столе лежит колбаса. Покроши ее и дай кошкам и ласкам. Много не давай — она кровяная.
Даниил поставил свою коробочку на стол и застучал ножом по доске.
— А почему вы не пользуетесь магией? — спросил он через некоторое время. — Гораздо проще взмахнуть рукой и прочесть заклинание…
— Во-первых, магия — это еще не все. Она не панацея от всех проблем, — ответил я. — Во-вторых, таких заклинаний не существует, и у меня нет времени сидеть и выдумывать их. Ну и в-третьих — надо же что-то и самому делать! Зачем тогда человеку руки и ноги? Чтобы ими размахивать в такт сказанным словам?
— Но ведь иной раз слова действительно помогают!
— Да, когда другие способы неприемлемы. Помнишь, как лорд Вэл заставил замолчать даму Морану на педсовете? Он нашел те единственные слова, которых она боялась.
— Помню, — помрачнел Даниил и отвернулся, отложив нож.
— Извини. — Я запоздало вспомнил, что коснулся больной темы. — Но ты на собственном примере почувствовал, что слова могут причинять боль. И даже если бы я сейчас прочел над тобой какое-нибудь забористое заклинание, тебе не было бы больнее.
