Ознакомительная версия.
Так и не дождавшись иной реакции, я прокашлялся и сказал:
– Извините, господа-товарищи, остров уже занят! Так что скатертью дорога, просим больше не беспокоить.
Конечно, они не поняли, да я и не стремился к этому, надеялся только напугать их. А уж там пускай сами разбираются, могут они уплыть с острова или нет.
Что ж, напугать и впрямь получилось. Вот только реакция на страх у гостей, как я и опасался, оказалась несколько своеобразной.
– Сальве ме, Домине![12] – заорал ближайший солдат и пальнул из аркебузы на голос.
По счастью, произведение выстрела из древней бандуры было процессом трудоемким и продолжительным, я успел увернуться еще до того, как загорелся порох на полке. Пуля диаметром в палец смела головной убор со священника.
В тот же миг все пришло в движение.
Пушкарь бросился к пушечке. Я успел первым, вырвал орудие из креплений и зашвырнул подальше в море. Тотчас мне пришлось отскочить от шлюпки, которую стали дырявить остальные солдаты. Священник, сверкая тонзурой, прилюдно орал, что я «импиус спиритус[13]» и «малефикус аминус[14]». А морячки принялись за самое опасное (для всех без исключения) дело – бегать в панике по берегу и вслепую размахивать холодным оружием.
Я присел на корточки рядом с другой шлюпкой, намереваясь выждать, когда схлынет первое волнение. Но тут дворянин, до последнего сохранявший видимость хладнокровия, выкрикнул что-то вроде «Вестиго! Вестиго!». По вытянутому пальцу его я догадался, что он видит мои следы.
Дворянин выхватил из-за пояса пистоль и пальнул в мою сторону. Я метнулся, уходя с линии выстрела, сбил кого-то с ног, кто-то налетел на меня. Паника пошла по второму кругу. Появилась первая кровь – одного из солдат зацепили кортиком, другому разбили нос. Среди морячков наибольший ущерб наносил здоровенный детина в красной безрукавке, при одном взгляде на которого в памяти всплывало слово «боцман». Он вооружился багром и в сутолоке уже зашиб до беспамятства троих подчиненных.
Дворянина услышали все. Горячие португальские парни, перепуганные до полусмерти, взялись искать следы ужасного невидимки. Ну если люди очень хотят что-то найти, то находят непременно. И мои следы находились – в таком количестве и в таких неожиданных местах, что оставалось только удивляться, как подобная орда незримых чудовищ вообще уместилась на острове.
В общем шуме терялся смех Руди в зарослях.
Может быть, для постороннего наблюдателя ситуация и впрямь выглядела комично. Лично мне, запертому в середине паникующей толпы, так не казалось. Меня пребольно кольнули чем-то в бок и отдавили лапу. Хвост я загодя прижал к груди. Да все бы ладно, но эти горячие парни уже всерьез рисковали перебить друг друга. Оно мне надо? Что я с грудой трупов буду делать? И вообще… Вообще, неприятно как-то…
Выбраться из толпы не удавалось. Наиболее возбужденным я стал развешивать плюхи – раскрытой ладонью, чтобы не скальпировать случайно. Но это только подзадорило всех. Уже и священники, отчаявшись изгнать меня молитвами, взялись за дубинки – и почему-то принялись целенаправленно гвоздить своих же спутников. Может, за время путешествия они личную неприязнь к экипажу стали испытывать, а может, решили, что я вселяюсь в матросов, и начали подготовку к массовому экзорцизму в спокойной обстановке?
Меня охватывало отчаяние. Ну Заллус, ну, скотина ты этакая – бросил меня, как на испытательном полигоне… Хотя что же я: испытатели все заранее просчитывают, учитывают, все условия оговаривают. А я прямо какой-то тест на выживание прохожу. Ну где, спрашивается, «спецсредства защиты», где хваленая магия? Что я тут сделать могу? Всем головы поотрывать?
Если бы Заллус предусматривал именно такой способ защиты острова, он бы точно меня не пригласил. В нашем мире у него был бы широчайший выбор цепных псов…
– Идиоты! – не выдержав, закричал я. – Ну сами же себя побьете сейчас!
Лучше бы молчал. Звуки «варварского» языка переполнили чашу ужаса. Кое-кто из матросов кинулся к шлюпкам, но отдельные медные лбы, в первую очередь дворянин и его солдаты, тотчас принялись избивать их – видимо, как предателей. Матросы, не будь дураки, стали защищаться.
С ближней каравеллы саданула пушка. Они-то там чего добиваются? А, наверное, холостыми палят, сигнализируют о чем-то.
Да ну их к черту, в конце-то концов! Теперь, когда взаимоистребление увлекло пришельцев больше, чем война с «легионом злых духов», я смог протолкаться на свободу. Дышать стало легко, но оборачиваться совершенно не хотелось.
И тут всеобщий гвалт перекрыл знакомый голос. Баюн! Я огляделся, но далеко не сразу приметил хвостатого миротворца. Конечно, не будучи в силах воспользоваться шапкой-невидимкой, он положился на собственные силы – неприметно подкрался и спрятался под бортом шлюпки, вытащенной на песок.
Вещал он на латыни, но худо-бедно его понимали все, тем более, слова были знакомыми, позаимствованными из проповедей (и где он их только наслушался?). Собственно, Баюн мог нести любую чушь, его бы все равно стали слушать, потому что у него не мой рык устрашающий, а профессиональный, грамотно поставленный голос сказителя. Один его звук приковывал внимание и мог бы снять напряжение, однако кот предпочел воздействовать не только на чувства, но и на разум. Он потом перевел мне примерное содержание речи:
– Грешники и нечестивцы! Гордыня овладела вами! На что посягнули вы? На святое имя крестителей? Самозванцы! Дьявола принесли вы в душах своих! Дьявола готовы поселить в земле обетованной! Кайтесь, пока не поздно! – и далее в таком же духе.
Снимаю шляпу (в фигуральном смысле, конечно, для буквального сейчас обстановка неподходящая). Эффект поразительный, мне до такого далеко. Подтолкнуть людей к драке – это одно, а вот заставить прекратить безобразие – куда как труднее.
Португальцы притихли, затравленно озираясь. Сначала лица отражали только недоумение, потом – проблеск мысли. Если матросы и не поняли всего, то главное уловили. Солдаты же, люди дисциплинированные, а значит, церковь посещавшие гораздо чаще, и прониклись глубже. Про дворянина и священников уже не говорю.
Вот глаза португальцев увлажнились, по щекам побежали жгучие слезы раскаяния. Они зашевелились, отбрасывая оружие, помогая подняться раненым. Им было стыдно…
Я старался даже не дышать.
Думаю, у авантюры Баюна были все шансы на успех. Однако хвостатого оратора подвела увлеченность – ну, и доля тщеславия, наверное. Желая убедиться в достигнутых результатах, он высунулся из-за борта. И был замечен.
Говорят, самые импульсивные люди на свете – это сумасшедшие. Лично я склонен считать, что команда фанатичных португальцев с легкостью заткнет за пояс три-четыре «буйных» отделения. Хотя, если серьезно, дело тут отнюдь не в национальном характере, как убежденно заявлял потом Рудя, и не в религиозном мировоззрении, как бурчал кот. Чуть более горячая кровь и чуть более святая уверенность в своей исключительной правоте могут сопровождать подлость, но не создают ее.
Ознакомительная версия.
