— Попрошу вас, проводите мсье Овена в зал для ожидания.
— Хорошо, мсье.
Я вернулся в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Маленький золотистый дракон уже забрался ко мне на диван и с интересом смотрел на меня.
— Не слишком-то быстро, — сказал он.
Я застыл с открытым ртом. У меня в душе выросло что-то наподобие дамбы. Считается, что драконы не могут разговаривать.
— Ты разговариваешь? — с дурацким удивлением поинтересовался я.
— А что, сам не видишь, да?
Я присел на корточки, чтобы опуститься на его уровень.
Небольшая пасть усеяна острыми клыками. Покрыт чешуей. На шее вдоль продолжения позвоночника жесткий гребешок. Кривой, остроконечный хвост. Перепончатые крылья сложены.
— Но… как?
— Как и все. Заставляю вибрировать свои голосовые связки. Ну ладно. На самом деле нам нельзя терять время. Тебя зовут Джон Мун, не так ли?
— Именно.
— Значит, я тебя нашел, — сказал дракон и огляделся вокруг. — Первый шаг сделан. М-м-м.
— Что?
Он фыркнул.
— Сюда заходил фантом. Совсем недавно.
— Фантом?
— Это не важно. Мы здесь для другого.
Своими высказываниями он уже начал меня раздражать. Я с усмешкой поднялся и поправил свой жилет.
— Не дракону объяснять мне смысл жизни, — сказал я. — Интересно, что ты от меня хочешь.
Он бросил в мою сторону довольно враждебный взгляд.
— Если бы ты только знал, что мне в тебе нравится.
Я сел в свое кресло и скрестил на груди руки:
— И что же?
— Нам надо поторопиться, — ответил дракон. — Во-первых, надо, чтобы ты забрал меня у моего хозяина.
— У кого?
— У моего кретина хозяина, который ждет за дверью и собирается отвести меня обратно домой. Но комедия слишком затянулась.
— А почему это надо сделать? Он… он плохо с тобой обращается?
— У-у-ух! — простонал дракон. — И почему только все это выпало на тебя. Точнее, не выпало тебе.
Я наклонился к столу — локти на столешнице, голова между руками.
— Послушай, — сказал я, — мне ничего не понятно из того, что ты пытаешься сказать. Совершенно ничего. По-моему, тебе требуется серьезный оздоровительный курс.
Дракон соскочил на пол и раскачиваясь подошел к моему письменному столу.
— Ты был в «Муллигане», так?
— Был.
Отказываться не было смысла.
— Ты пил «Смертельное пойло».
— Возможно.
— И не одну кружку. Я это знаю, видел, когда был драконом.
Я выдавил улыбку:
— Не хочу затруднять тебя…
— Чего? — маленький зверек расправил крылья, словно проверяя, нормально ли они функционируют. — А это видел?
— Ну да, — согласился я с улыбкой, — ты самый настоящий дракон.
— Может быть, только внешне, — ответил он и сложил свои воздушные приспособления. — Но внутри, Джон Мун, я вовсе не рептилия. Можешь уж мне поверить.
Я встал, вышел из-за стола и снова присел перед ним, погладив его по головке:
— Конечно, конечно. Мы все это с тобой обсудим. В спокойной обстановке.
Но дракон резко отскочил в сторону.
— Э-э-эй!
— Угомонись, Джон. Это тебе не игрушка.
— Согласен, согласен, — заверил я и замахал перед собой руками, словно отгоняя дурной сон. — Но тогда ты… хм… Кто же ты тогда?
Маленький дракон прошелся по полу, затем резко повернулся в мою сторону:
— Ты даже не догадываешься, да?
Я быстро покачал головой.
— Возможно, это тебя шокирует.
— Но мне бы хотелось услышать. По крайней мере то, что касается меня.
— Очень хорошо, в таком случае ты действительно это услышишь. Знаешь что?
— М-м-м?
— Я — Смерть.
— Святая Троица, — простонал Глоин Мак-Коугх, вставая на колени перед кадкой с геранью. — Ради святой крови Трех Матерей. Какие сокровища нашей расы должны мы отдать вам за такое чудо!
С руками, возведенными к небу, с залитым слезами преображенным лицом карлик тихо стонал в укромном уголке своего сада. В первый раз за всю жизнь у него распустился цветок. Конечно, такое может проделать любой карлик еще в достаточно юном возрасте, когда он всего лишь осваивает азы жизни. Но для Глоина это было настоящее и большое событие. Обычно растения умирали при одном его приближении к ним. А тут… тут!
— Ура! — закричал он, подпрыгивая как распрямившаяся пружина. — Ура!
Мак-Коугх побежал по своему саду. Упал на колени, чтобы обнять куст помидоров. Схватился руками за вяз. Погладил несколько кустиков терновника, задержался перед плющом, который укрывал фасад, склонился над шпажником, смеясь и плача одновременно.
Это был очень милый маленький садик, засаженный больными растениями, огороженный тремя высокими стенами, у подножия которых еще остались небольшие горки нерастаявшего снега, но карлик любил его всем своим сердцем. И впервые в жизни он почувствовал себя наполненным сверхъестественными силами, бесконечным милосердием, волшебным могуществом, незыблемым, безграничным. Он может выращивать растения. Вот так-то! Вот так-то!
На какое-то мгновение Глоин остановился.
Он слышал удары своего сердца, да, но за ними… за ними… Что-то шевелится, да? Карлик прислушался. Как легкий шепот… Шепот растений. Спокойный и тихий шепоток растений. Теплое признание мягкой земли, вздохи стебельков, очарованных ветерком. Распустившийся цветок, вдруг явившаяся миру хрупкая красота, раскрывшиеся в одном порыве лепестки, радостные пестики! Тычинки, переплетенная сеть счастья!
Хвала Трем Матерям, подумал Глоин. Что же со мной произошло? Я стал таким же карликом, как и все остальные. Он поднял лицо к небу и подставил его под легкий бриз. Черные тучи уплывали вдаль, медленно отступая.
— Ура-а-а! — закричал Мак-Коугх снова и запрыгал на месте как сумасшедший. — Это просто фантастика, ура!
Он направился к дому, молнией пронесся сквозь него и вышел наружу Ему надо было хоть кому-то объявить эту новость.
Все равно кому.
Болдур Мак-Кейб развозил покупателям товар.
Профессия очень тяжелая, не позволяющая ему засиживаться в семье. Это было действительно печально, так как семья у Мак-Кейба, честно говоря, неплохая.
Четырнадцать детей: великолепное зрелище.
На самом деле, если посмотреть на Болдура, когда он натягивает вожжи своих двух мулов, изображая на лице радость, а его повозка не менее радостно стучит по мостовой Леопольд-стрит, то вполне можно сказать, что это едет счастливый парень.
Сорок три года, постоянная работа, миловидная жена и большая, очень большая семья. А кроме того, думал Болдур, еще и здоровье хорошее. Когда доктор осматривал его в последний раз, то, похоже, получил чуть ли не удовольствие. У вас сердце десятилетнего ребенка, сказал он. Вы крепки как кремень. Вы проживете до ста лет.
