Он вытащил меч из ниши. Шипы скрылись в полу. Он попробовал еще раз. Все шесть шипов выскочили как по команде, при этом один из них звонко ударился о лезвие.
— Проклятие. Шипы понатыканы так тесно, что между ними не протащить ящик.
— Что ж. Стало быть, ничего не выйдет, — сказал Глаз. — Что еще ожидать от этого пожирателя детей? Ну что, готов идти?
— Нет! — быстро ответил Ганс обиженно зазвеневшим голосом. — Нет, — повторил он более задумчиво. — Должен быть какой-то выход. Пожиратель детей должен был предусмотреть способ, как самому добраться до своего сокровища.
— О, да, конечно. Правильно. Мне просто не нравится это место. Страх сковывает мысли, которые являются основой мудрости.
— Мне оно тоже не нравится, — заверил его Шедоуспан.
Он продолжал экспериментировать. Порой ничего не случалось, порой что-то случалось, порой случалось нечто, причем очень скверное…
Через некоторое время, за которое Ганс изошел потом, кряхтеньем, стонами и проклятиями, ему удалось обнаружить, что, если положить левую руку на стену рядом с нишей и слегка нажать, то шипы не выскочат. Но хотя у него на губах заиграла триумфальная улыбка, он все же предпочел извлечь из ниши красивую кожаную коробочку, отделанную золотом, при помощи меча.
В то же мгновение воздух разрезал вопль, пронзающий барабанные перепонки, и в комнате появилась восьмифутовая горилла, предусмотрительно пригнувшаяся, поскольку косматый черно-коричневый зверь был намного выше низкого потолка.
— Ганс! — окликнул Глаз пронзительным голосом. — Берегись!
Шедоуспан предельно устал от всех этих проклятых галлюцинаций.
— Ну хватит, — прорычал он. — Тебя не может быть, поэтому убирайся.
Горилла послушно исчезла.
— Ганс!
— Все в порядке, ее уже нет.
— Да нет же, нет, потолок! Он опускается!
Сжимая в руках коробочку, Шедоуспан взглянул вверх.
— О нет!
О да. Потолок опускался, не оставляя сомнений в том, что он будет опускаться, пока не коснется пола. Неотвратимо, разумеется. Возможно, сверху на него давила какая-нибудь заколдованная гора. Теперь было самое время отбросить предосторожности и рывком распахнуть ту маленькую дверцу у самого пола, которая, как он подозревал, скрывает за собой еще одну ловушку Он сунул меч в ножны и пополз вдоль стены за угол под неумолимо снижающимся потолком. Глаз опускался вместе с ним, паря прямо под угрожающе нависающей плоскостью.
Встав сбоку от тонкой деревянной дверцы, Шедоуспан рубанул ее ибарским ножом. Дверь затрещала. Гансу пришлось раскачать клинок, чтобы выдернуть его. Потолок между тем продолжал неотвратимо опускаться. После второго удара петля отскочила и упала на пол.
Борясь с желанием вышибить дверцу, Шедоуспан напоминал себе, где находится, хотя потолок надвигался, не останавливаясь. Как ни прискорбно, этот процесс не был бесшумным, он сопровождался отвратительным, сводящим с ума скрежетом, от которого сводило зубы.
Он вновь с силой вонзил длинное лезвие в дерево.
Дверь упала, за ней открылась ниша в стене, выпустив очередную стайку коварных Корстиковых стрел. Короткий свист, которым сопровождался полет, недвусмысленно указывал на их пугающе высокую скорость. Ганс почувствовал, что потолок коснулся его головы, и скорчился. В такой позиции его бурчащий живот и бешено бьющееся сердце оказались сдавленными. Он стал пристально вглядываться в открывшийся проем за сломанной дверью.
— Что ты видишь там, Ганс?
— Опасность, — пробормотал Ганс тоном, подразумевавшим невысказанный риторический вопрос: «Что же еще?»
Он швырнул в проем ибарский нож и услышал серию затихающих лязгающих звуков. Запустил туда метательную звездочку и услышал, как она, вслед за ножом, скачет по ступеням.
Потолок вновь коснулся его головы, и Шедоуспан, уже согнувшийся в три погибели, решил, что время пришло. Он сунул коробочку за пазуху. Страх рассеялся, и он вполз в низкий дверной проем. Ганс увидел чудесным образом загоревшийся факел, который осветил восемь ступеней. Они не были ограждены стеной. Он просто лег на живот и стал отталкиваться руками и извиваться всем телом, пока не коснулся руками пола.
Он отжался… Встал на четвереньки и огляделся… Он был в той самой комнате с полками, хлебными крошками и кислотой. Ганс взглянул вверх и увидел Глаз, который прошел сквозь неповрежденный и на вид весьма твердый потолок. Ганс помотал головой:
— Ненавижу подобные штучки!
Глаз покачался в воздухе из стороны в сторону.
— Не могу сказать, чтобы мне самому это нравилось. — И он поспешил вслед за долговязым юнцом, который торопливо вышел из комнаты.
В коридоре Шедоуспан сел на пол. Повернул коробочку крышкой от себя и принялся экспериментировать, нажимая то здесь, то там. Он сам не знал, что именно заставило механизм сработать, крышка откинулась, и облачко пыли или газа вырвалось из коробочки. Он отбросил коробку и быстро пополз прочь, упираясь в пол ладонями и пальцами ног, высоко задрав таз. На изрядном расстоянии он наконец остановился и обернулся.
Он увидел только Корстикову коробку, обтянутую красиво инкрустированной кожей. Ни дыма, ни газа, ни гориллы, ни двуногих волков, ни гигантских синих петухов. Он вздрогнул от звука голоса, раздавшегося над ним;
— Ты бегаешь, словно кот!
— Ты имеешь в виду, на четвереньках? Я просто торопился.
— Нет, я хотел сказать, что ты сначала бежишь, как будто за тобой гонится лев или еще что похуже, а потом останавливаешься вдалеке, чтобы посмотреть, действительно ли тебя преследуют. Люди и собаки обычно оглядываются назад, когда убегают.
— Поверь мне, я отношусь к категории людей.
— Я в этом ни секунды не сомневался. Я только хотел сказать, что иной раз подражание животному, даже такому глупому, как кот, может оказаться полезным.
— Надеюсь, что так, спасибо.
Глаз описал в воздухе дугу и продолжил:
— В любом случае теперь все в порядке, Ганс. Небольшое количество верианской пыльцы безвредно в открытом пространстве, а ведь этот проклятый туннель с натяжкой тоже можно причислить к открытому пространству. Однако, если бы ты открыл коробочку в той камере, где мы ее нашли, ты был бы сейчас мертвецом.
Ганс проигнорировал хвастливое «где мы ее нашли» и пробормотал:
— Рад, что не стал им. Если бы потолок не начал опускаться, я бы, наверное, открыл коробку. Корстик перехитрил сам себя! Но... разве только я был бы мертв? А как насчет тебя?
— Я в самом деле не могу сказать, какое воздействие порошок цветка смерти оказал бы на меня, — сказал Глаз, — но одно знаю точно: я не стал бы мертвым человеком.
