чем это было необходимо. Тот молодой синий, которого ты убил в Сайяддаре?
Галаэрон кивнул, с трудом веря, что Высочайший говорит с ним так, словно он только что вернулся из короткой поездки за пределы анклава.
— Это был один из его детей, — объяснил Высочайший, когда они подошли к Малику и бочонкам с водой и остановились. — По правде говоря, тебе повезло, что ты вообще добрался сюда. Они продолжали давать нам бехолдеров и асаби и требовали, чтобы мы помогли выследить убийц.
В горле у Галаэрона пересохло еще сильнее. Синие драконы не были особенно ориентированы на семью, но он достаточно говорил с ними, служа вдоль Южной Границы Пустыни, знать, что это оскорбляет их чувство величия, когда теплокровный убивает змея их собственной линии.
— Тогда я бы сказал, что нам очень повезло, — сказал он.
— Мы кое о чем договорились, — сказал Высочайший. Он поднял пустой рукав и вытащил из тени черпак черного дерева, затем наполнил его водой и передал Галаэрону. — Они действительно не могут отличить запах одного лунного эльфа от запаха другого, и это было простое дело – однажды ночью протащить шкуру в лагерь. Галаэрон обнаружил, что вода течет не в то горло, и поперхнулся, разбрызгивая ее конусом серебристых капель.
— Не может быть!
— Какой выбор ты мне оставил? — сказал Теламонт. Его голос приобрел ту холодную ровность, которую он приобретал всякий раз, когда пытался сдержать свой гнев. — Они продолжали приносить подарки, и я с трудом мог сказать им, что это не ты.
Галаэрон посмотрел на пустой ковш и подумал, осмелится ли он наполнить его снова. Попробовав воды, он не мог думать ни о чем, кроме своей жажды, но он видел Теламонта в таком настроении и знал, как рискованно было осмелиться в его присутствии. С другой стороны, чего ужаснее собирался сделать Высочайший? Конечно, не убить его, и может быть вывести его из себя может облегчить Галаэрону сопротивление его воле. Он снова наполнил ковш и выпил.
Теламонт наблюдал, его платиновые глаза горели яростью, но его пустые рукава спокойно сложились перед ним. Когда Галаэрон закончил, он спросил:
— Лучше?
Галаэрон встретился взглядом с повелителем теней и причмокнул губами.
— Выпей еще.
Теламонт взял ковш и снова наполнил его, затем передал обратно и сказал:
— Я настаиваю.
Галаэрон поймал себя на том, что глотает воду, как пьяница, нарушивший долгое воздержание. Как только ковш опустел, Теламонт взял его и снова наполнил.
— Вы покинули Арабель с караваном, направлявшимся в Ириебор, не так ли?
— Это так, но мы направлялись в Эвереску.
Галаэрон быстро солгал, пытаясь выговориться до того, как воля Теламонта начнет давить на него и заставлять говорить правду. — Присоединиться к борьбе с фаэриммами.
Теламонт передал ковш обратно Галаэрону, и снова он поймал себя на том, что глотает жидкость, как будто она может испариться, прежде чем он успеет закончить.
— Это то, что предположили наши агенты, и все же точка зрения Идера беспокоит меня. Что он сказал?
Прежде чем Галаэрон успел ответить, в темноте за спиной Теламонта появилась пара желтых глаз.
— То, что начало бунта нищих не кажется очень хорошим способом улизнуть из города. Изможденное лицо Идера обрело форму вокруг его золотых глаз, затем он вышел из тени и встал рядом с отцом. — Мне также показалось странным, — добавил Идер, — что они объявили о своем уходе, продав все работы гиганта.
Идер взглянул на Ариса, который лежал, растянувшись на спине, не замечая окружающего, а Малик стоял на коленях верхом на его груди, капая ковшами воды на его потрескавшиеся губы.
Теламонт снова наполнил пустой ковш Галаэрона, и Галаэрон начал глотать его. Он больше не испытывал жажды, он уже чувствовал, как Аластриэль и Дав хлюпают внутри, ударяясь о стенки его желудка, но он не мог удержаться, чтобы не проглотить его, как и все остальные. Если бы им понадобились деньги для путешествия, — продолжал Идер, — я бы списал это на необходимость.
— Но если им нужны были монеты, зачем отдавать их нищим? — спросил Кларибернус. — Что-то здесь воняет, как в серных ямах Карцери.
Теламонт снова наполнил ковш. Хотя желудок Галаэрона уже так раздулся, что болел, он обнаружил, что тянется к нему.
— Звучит странно, не правда ли?
Высочайший убрал его руку и спросил:
— Может быть, ты потрудишься объяснить?
И снова Галаэрон заставил себя солгать, прежде чем воля Теламонта смогла заставить его сказать правду.
— Статуи дали больше, чем мы ожидали. Его пальцы коснулись ручки ковша, но Теламонт не позволил ему взять его.
— Правда? — спросил Теламонт.
Он отпустил ковш, и Галаэрон начал вливать еще воды в свой раздутый живот. Ему уже было больно, но разум настаивал, что он так же хочет пить, как и раньше. О том, чтобы остановиться, не могло быть и речи.
Теламонт подождал, пока Галаэрон закончит, затем снова наполнил ковш и поставил его перед собой. Хотя Галаэрону казалось, что он в любой момент может выблевать то, что уже проглотил, и пролить Аластриэль и Дав к ногам Высочайшего, он хотел этой воды. Он жаждал этого так же, как жаждал прикоснуться к Теневому Плетению, как задыхающийся человек жаждет воздуха.
— Их было слишком много, — сказал Галаэрон. — Мы не могли их нести.
Теламонт продолжал держать ковш подальше, но молчал. Его воля начала давить на Галаэрона, и на этот раз Галаэрон мог думать только о том, как он хотел пить, пересекая пустыню, и как сильно он хотел этой воды, о том, как сильно у него уже болел живот, о том, как хорошо будет, когда он выпьет последний ковш и, наконец, насытится настолько, что ему придется поднять все, что он проглотил. Он услышал, как говорит:
— Кроме того, принц Идер прав. Мы хотели, чтобы нас схватили.
Это вызвало ухмылку у Идера и вспышку интереса у Высочайшего. Теламонт позволил Галаэрону взять ковш, затем с фиолетовой тенью улыбки наблюдал, как содержимое исчезло в горле эльфа. Галаэрон почувствовал, как вода хлещет ему в горло, а челюсти начали болеть. Теламон взял ковш и снова наполнил его, и Галаэрон обнаружил, что его рука снова потянулась к нему. Теламонт отодвинул ручку и промолчал. Тяжесть его воли была
