Шагнул и Куллу путь преградил старый могучий дуб.
Это было у края земли, где вели
Твердь и море извечный свой спор,
Там, где волны на приступ, как воины, шли,
Покидая родимый простор.
Вал за валом вставал, словно смерти искал,
Разбиваясь о берег морской.
Ехал берегом Кулл меж утесов и скал,
Непонятной охвачен тоской.
Ехал вслед за царем на буланом коне
Сам прославленный Брул Копьебой,
Размышляя о долгой, жестокой войне,
Вспоминая последний свой бой.
Тучи тучными тушами в небе ползли,
И пучина была глубока,
И утесы — гранитные кости земли —
Подымались кругом из песка.
И решил отдохнуть у подножья тех скал
Истомленный усталостью Кулл...
Брул костер разложил и коней расседлал,
Царь прилег на песок и уснул.
Резко чайки кричали, и бился прибой
В берега, как и будет вовек...
И увидел такое тут Брул Копьебой,
Что еще не видал человек.
Выходила из моря живая гора,
Непомерно огромная тварь,
Направляясь туда, где лежал у костра
Мирно спящий Валузии царь.
Все выше и выше со мрачного дна
Возносясь над бурлящей водой,
Неотвратно, как смерть, приближалась она,
Черной глыбой средь пены седой.
Вот пала на берег гигантская тень.
— Валка! — только и выдохнул Брул,
И от этого звука, как чуткий олень,
Вмиг вскочил пробудившийся Кулл.
Распрямился пружиной — и меч наголо!
В сердце кровь, как огонь, горяча...
Солнце тусклое бледное пламя зажгло
На клинке боевого меча.
Был могучим размах развернувшихся плеч,
Но раздался лишь скрежет и звон.
Выбил искры из шкуры чудовища меч,
Словно в камень ударился он.
Точно адский огонь чешуя горяча
И тверда, словно вечный гранит.
От зубов и клыков, от огня и меча
Жизнь чудовища верно хранит.
А оно облизнулось, смотря на царя
Как на некую редкую сласть.
Запылали глаза, дикой злобой горя,
И разверзлась ужасная пасть.
Нависало над ними оно, как гора,
Выше скал всех на добрую треть,
И подумал тут Брул, что, как видно, пора
Им обоим пришла умереть.
Кулл увидел, Что меч чешую не берет.
Охватил его яростный гнев,
И могучим прыжком он рванулся вперед,
В пасть врага, словно бешеный лев.
Меч вонзился в живую упругую плоть
— В тот удар Кулл все силы вложил —
И все глубже входил, и добрался он вплоть
До сплетения жизненных жил.
Испустила тут тварь оглушительный вой,
Пал ничком обезумевший Брул,
И из пасти отверстой явился живой
Царь Валузии, яростный Кулл.
Следом хлынула кровь, как пурпурный сок,
И кровавым заката был луч,
Что окрасил внезапно холодный песок,
Пробиваясь меж сумрачных туч.
И следили они, жаждя смерти врагу,
Пикт отважный и доблестный царь,
Как под грохот валов на пустом берегу
Издыхает ужасная тварь.
А потом оседлали горячих коней
И поехали медленно прочь.
И шумела пучина. И чайки над ней
Замолчали. И близилась ночь.
Мы в поход идем, на Змея
Ополчившись, и как встарь
Возглавляет наше войско
Грозный Кулл — наш славный царь.
Скачет в латах и короне,
Плащ струится с мощных плеч,
И на поясе сверкает
Золотой насечкой меч.
Скачет царь, грозе подобен.
Годы мира позади.
Твердь ложится под копыта,
Знамя вьется впереди.
Милости неба даря,
Валка, храни ты царя!
Скачем следом за царем мы,
Каждый вплоть до пят одет
В ужасающе прекрасный
Боевой кровавый цвет.
Не найти нам в битве равных,
Верной гвардии царя,
Имя Алые Убийцы
С честью носим мы не зря.
Скачут Алые Убийцы,
Край родимый позади.
Твердь ложится под копыта,
Злая сеча впереди.
Валка, в огне и крови
Милость свою нам яви!
Вслед за нами рысью скачет
Грозных воинов отряд.
Как валы седого моря,
Мчатся в бой за рядом ряд.
Хоть сражаются за деньги,
Но надежны, точно твердь,
Устрашившись, их обходит
Стороною даже смерть.
Скачут молча и угрюмо.
Годы службы позади.
