этого не было в Арконе. Но крепость поражала своим масштабом, и совсем не зря, увидев ее, нордманы прозвали земли русов Гардарикой – страной городов. На фоне Арконы любой город Европы, да что там Европы – мира, казался чахлым хуторком.
Крепость раскинулась на одноименном мысе, протянувшись от одного берега до другого больше чем на два километра. И все это расстояние занимала массивная земляная насыпь высотой 25 метров. На вершине насыпи располагалась бревенчатая стена, причем фригийский царь даже представить не мог – где брали бревна для этой стены, ибо каждое из них было по три метра в поперечнике и все приходились друг другу близнецами.
Стену украшала великолепная резьба, в ней переплетались рунические символы, растительный орнамент и лики неведомых существ. Изображения были столь велики, что Мидас отлично видел их даже на таком расстоянии. А еще фригийский царь отчетливо видел ворота, сработанные зодчими, которые, в этом он не сомневался, были скорее богами, чем смертными. Казавшиеся непреодолимыми створки, крытую галерею над ними и высокие смотровые башни со стрельчатыми окнами и покатыми крышами покрывала все та же мастерская резьба.
Рисунки и узоры не были выкрашены, но их выполнили таким образом, что в разное время суток игра света и тени придавала им самые невообразимые оттенки, наполняя таинственной жизнью. Мидас мог бы поклясться, что рунические знаки движутся, складываясь в постоянно меняющиеся строки древних заклинаний, изображения невиданных цветов распускаются у него на глазах, а вырезанные в дереве существа следят за ним, скрывая хищный оскал за добродушной улыбкой.
Лишь одно строение поднималось выше стен Арконы. Без сомнения, это был Храм Световита, воспетый хронистами и поэтами всей ойкумены. Многокупольная конструкция, составленная из круглых башен, спиральных галерей, арочных переходов и висячих садов, была залита багрянцем заходящего солнца. Храм был целиком выполнен из дерева, включая центральный купол, диаметр которого по прикидкам Мидаса в самой широкой части составлял не менее пятидесяти метров. И снова резьба – еще более тонкая, покрывающая каждый квадратный сантиметр Храма.
Мидас понимал, что хотя Аркона – деревянная крепость, огонь ей не страшен. Глаз опытного военачальника, оборонявшего и штурмовавшего тысячи городов, видел, что бревна внешней стены и купол Храма покрыты особой пропиткой. Разумеется, он не мог определить ее состав на глаз, но хорошо знал этот характерный матовый блеск. Он мог бы побиться об заклад, что стены города прочнее стали и ни одно из известных человеку орудий не сможет нанести им существенного вреда.
С другой стороны, если бы такое орудие существовало, оно едва ли смогло бы приблизиться к Арконе на расстояние атаки. По всей длине оборонительной стены располагались высокие башни, на некоторых он видел лишь красные плащи защитников, в чьих руках, несомненно, лежали длинные ростовые луки. Но каждая третья башня не имела крыши, потому что на ее вершине располагались метательные орудия, часть из них были вполне узнаваемы для взгляда европейского воина – баллисты и требушеты, но многие выглядели необычно и пугающе, так что на первый взгляд их предназначение было непросто определить.
Мидас перестал дышать от восхищения. Реакция Карна была аналогичной, ведь хотя парень не мог видеть Аркону физическим зрением, он воспринимал гораздо больше, чем его спутник. Пред ним до самых небес возвышалась сияющая полусфера, она полыхала алмазным пламенем и выбрасывала в окружающее пространство разветвленные разряды золотых молний. Чем-то Аркона напомнила Карну Гелиополис, город богов. Но в отличие от Гелиополиса город-крепость возвели люди, а потому – он был напоен жизнью, дышал ею и его дыхание пульсировало в ритме дыхания самой планеты.
Карн снова вспомнил рассказ Одина и его горло так сдавило от волнения, что несколько секунд он не мог протолкнуть в себя ни единого вдоха. Всеотец говорил, что Аркона была последним оплотом Ордена Ка-Дас, и Стражи рассвета – ее верные сыны – хотя и были, вероятно, величайшими воинами своего времени, едва ли могли тягаться с русами, строившими мир в Золотую Эру. Каковы же были те города, если этот, возведенный спустя тысячи лет после упадка их цивилизации, – самое совершенное, что он видел на земле?..
Но все могло быть проще. Древние города русов могли не так уж сильно отличаться от этого архитектурного чуда, просто тогда их было больше, много больше. Карн отчего-то был уверен, что именно так все и обстоит, но вот перед ними открылись ворота Арконы и все мысли тут же покинули метущийся разум, оставив после себя лишь девственную пустоту и терпкое благоговение.
Ворота открылись без единого скрипа и Карн с Мидасом в сопровождении витязей Яромара въехали в город. Фригийский царь удивился, увидев одновременно привычную и абсолютно незнакомую картину, а потом понял, отчего в его голове возник столь вопиющий диссонанс. Города его родины, полисы, изнутри выглядели также – величественные в своей простоте, лишенные ненужных изысков, но вместе с тем благородные и даже в чем-то пафосные. Вот только Аркона в отличие от полисов была выполнена из дерева.
Многоярусные дома с покатыми крышами окаймляли выносные галереи, а все двери, не только главные входы, украшались порталами и барельефами, резьба на которых была подобна резьбе на крепостной стене – она двигалась и жила собственной жизнью, переливаясь тысячами цветов, составленных из пятнашек света и тени. Фронтоны домов покоились на колоннадах с широкими карнизами, усеянными рунической вязью.
Перед въездной площадью их встретило сооружение, которое, как понял Мидас, совмещало функции древнеримской триумфальной арки и синтоисской тории. На ее карнизе он увидел рунические символы, написанные совсем не нордманскими рунами, однако он все равно сумел их прочитать.
– Сражайся за мертвых, – проговорил Карн. Мидас с удивлением посмотрел на него.
– Ты видишь эти строки? – спросил он, силясь понять, как это возможно.
– Да,– прошептал парень сдавленным от волнения голосом. – Потому что они вырезаны не на дереве. Они вырезаны на самой ткани пространства.
– Обернись, – посоветовал он Мидасу, когда они проехали под аркой. Бог богатства послушно развернулся в седле. На арочном карнизе с внутренней стороны тоже были рунические строки.
– Умирай за живых, – прочитал фригийский царь. Он не раз слышал эти строки, но не знал их истока. Теперь узнал.
Стражей рассвета встречали. Люди выходили к ним и выстраивались по обеим сторонам широкой центральной улицы. Некоторые хлопали в ладоши и звонко смеялись, на их лицах Мидас читал облегчение и неподдельную теплоту. Другие приветствовали воинов более сдержано, кивали им или вздымали руки в жесте «от сердца к небу». Но были
