Асаг был верен себе: ни улыбки, ни привета, кивнул равнодушно и спросил:
— Чисто смылся?
— Проверь, — ответил я тем же тоном.
— Говоришь, большой стал человек?
— А я и был не маленький.
— Что да, то да — длинный вырос! — Асаг, наконец, улыбнулся, и я понял, что все в порядке. Просто он тоже устал.
— Ну и как оно там, наверху?
— Тяжело, — ответил я честно.
— А назад не тянет?
— Тянет.
— Смотри, я тебя не тороплю, но раз уж так…
— Пока не могу, Асаг. Квайр в опасности. Того, что я смогу, никто другой не сделает.
— А ты не в грош себя ценишь! Ладно, не кривись! Мне тебя не покупать, и на твоей цене сойдёмся. Звал-то зачем?
— Предупредить. Спрячьтесь. Заройтесь в землю. Оборвите все нити к Ирсалу.
— Затеяли что?
— Пока нет, но если вы покажете силу… Кеватские войска на границе. Скоро начнётся…
— Война?
— Да. Этим летом все решится. Если Огил сочтёт, что вы опасны, Братству не уцелеть.
— Многие нас истребить ладились, — сказал Асаг с усмешкой, — да их уж позабыли, а Братство стоит.
— Огил сможет. Такого врага у вас ещё не было.
— А мы ведь его сами на шею взгромоздили. Так?
— Так. И правильно сделали, Асаг. Только Огил может спасти Квайр. Он его спасёт…
— Но?
— Подожди с этим, ладно? Квайр ещё не спасён.
— Погодим. Где ж это ты был до сей поры?
— В Лагар ездил мир заключать.
Он кивнул, будто сам это знал.
— А теперь куда?
— Сейчас в Бассот, потом в армию — к Криру.
— Ты и с ним запросто?
— А я со всеми запросто, даже с тобой.
— А я ведь тебе добрую весть припас. По моему слову взяли тебя в Совет. Оно, конечно, дома у тебя нет, да ты один за всех спляшешь.
Надо было благодарить — я благодарил, наверное, без восторга. Просто сейчас это было совсем неважно. Может, потом…
— Слышь, Тилар, а ты как: веришь, что победим?
— Почти. Сил у нас маловато, но ведь и в Кевате неспокойно. Думаю, сумеем перессорить кеватских вельмож. А нет — устроим бунт-другой.
— И опять ты?
— Я тоже.
— Страшные вы люди, — тихо сказал Асаг. — Что он, что ты… Ни в добром, ни в злом не остановитесь. Только оно, видать, так и надо: всегда до конца. А как стал — так пропал.
— Ты о чём?
— Сам не знаю. Вот гляжу на вас и думаю: вторая сотня лет, как Братство стоит, а что переменилось? Деды в обиде прожили, отцы в землю ушли, а нынче и мы свой век в беде доживаем. И ни конца тому, ни краю. Ладно, иди. Сам-то меня не ищи, найду, коль будешь надобен. И за мать не тревожься. Покуда я жив… не тревожься.
Домой я добрался без приключений, зато у дверей столкнулся с Баруфом: они с Дибаром как раз показались из-за угла. Дибар ухмыльнулся, а Баруф спросил равнодушно:
— Гулял?
— Вот именно.
— Очень полезно. Зайди ко мне на минутку.
В своей спальне — единственной комнате, куда не проникала роскошь — Баруф отпустил Дибара и одетый прилёг на постель.
— Подвинься, — сказал я и устроился рядом.
— Тилам, — начал он, — когда ты поймёшь, что твоя жизнь — достояние Квайра? Глупый риск…
— Отстань! Может, я как раз о своей жизни и позаботился.
— Значит, с прогулками кончено?
— Они тебе мешают?
— Мешают, — сказал он спокойно. — Если о них узнают…
— Рават?
— Я не уверен, что смогу это замять. Вот и все.
— Спасибо!
— Послезавтра уже сможешь выехать. Все готово.
— Спешишь убрать меня из Квайра?
Баруф ничего не ответил. Он просто повернулся и поглядел мне в глаза. Печаль и нежность были в его взгляде, какая-то необидная дружеская зависть — и у меня опять встал в горле комок. Я был готов сказать… сам не знаю что, какую-то глупость, но он уже отвернулся.
— Ты что, спать здесь собрался?
— Почему бы и нет?
— Ну да! Мне только выволочки от Суил не хватало!
— Тогда вещего вам сна, сиятельный аких.
— Ладно, иди знаешь куда!
— Рад выполнить ваше поручение, господин мой!
Вот уже два месяца я не слезаю с седла. Где-то на постоялом дворе остался измученный Блир, и пегий Иг, хрипя, упал на одной из лесных дорог.
Я давно не жалею ни коней, ни людей: бросаю загнанных лошадей, меняю измученную охрану, и только Эргис неразлучен со мной. Из Каса я мчусь в ставку Крира, от Крира — в лесные вертепы олоров, оттуда — тайком перейдя границу, в укромное место, где ждёт меня кое-кто из кеватских вельмож.
Я угрожаю и льщу, уговариваю и подкупаю, я устраиваю заговоры и разрешаю старые склоки, я шлю к Баруфу гонца за гонцом, требуя денег, оружия, охранных грамот и — слава богу, это Баруф! — вовремя получаю все.
Я ем что попало и сплю в седле, забыл о матери, забыл о Суил, я помню только одно — надо успеть! Успеть, пока война не выплеснулась в страну, покуда Крир с Угаларом, как собаки медведя, ещё держат возле границы стотысячное кеватское войско, пока наши враги ещё не сговорились и не стиснули нас в стальное кольцо.
И вот уже из Приграничья вывезли всё, что возможно. Ушли все женщины, старики и дети, а мужчины вооружились и готовы к партизанской войне. Вот уже подкупленные мною олоры двинулись на перехват кеватским обозам. Вот уже Тубар прошёл огненной тучей прошёл по Тардану, а Господин Лагара отказался напасть на Квайр.
Но силы нельзя соизмерить, и Крир отводит измотанное войско. Они уходят, разрушая дороги и оставляя за собою ловушки. Мы остаёмся одни.
Мы — это я, Эргис и сорок биралов, лично отобранных Угаларом. Все храбрецы, отчаянные рубаки — но их всего сорок, а между нами и кеватцами только лес.
И снова мы мечемся в кольце знакомых дорог, но теперь вокруг нас враги, и каждый наш шаг — это бой. Все меньше и меньше становится мой отряд; падают под пулями люди, валятся истощённые кони, у Эргиса рука на перевязи, и ночами он стонет и скрипит зубами от боли. Подо мною убили двух коней, панцирь расколот в схватке и пули издырявили плащ, почему-то щадя моё тело.
Но в кеватском войске голод — ведь обозы достаются олорам. Кеватский главнокомандующий шлёт в Кайал гонца за гонцом, но нам известны все тропы и мы неплохо стреляем.
Мертвечиной пропахли леса: обнаглевшие урлы стаями рыщут вокруг, не дай бог даже днём в одиночку попасться такой стае. Спасаясь от это напасти, местные жгут леса; в пламени гибнут и звери и люди, мы сами не раз с трудом вырывались из огненного кольца.
Но и в южном Кевате горят хлеба, засуха бродит по Истарской равнине, и вместе с олорами в Кеват ушли мои люди. Это надёжные парни; они ловки и бесстрашны, ничей взгляд и ничьё ухо не признают в них чужаков. Скоро в Кевате должно кое-что завариться…
Но нас уже обложили со всех сторон, и нет нам ни отдыха, ни передышки. Кончились пули, мы закопали в лесу бесполезные ружья и тайными тропами выходим к своим. Только восемь нас осталось, восемь ходячих скелетов, чёрных от голода и засыпающих на ходу.
