Статуя из темной бронзы, зеленой от времени, вечно обгаживалась птицами так, что лицо императора становилось белым, будто его специально покрасили. Злые языки говорили, что это души убиенных людей из присоединенных к империи королевств мстят покойному императору за свою погубленную жизнь. Статую регулярно отмывали, но она обгаживалась уже через полчаса почти до прежнего уровня. Проклятые птицы слетались на нее, как будто все это время терпели и ждали, когда же им наконец почистят их любимый сортир.
Во время императорских балов перед статуей скапливалось множество — десятки экипажей дворян, приглашенных на бал, и тогда Императорская площадь начинала походить на Привратную, с которой недавно ушли Илар и Даран.
Опять же, путешественники этого ничего не знали, шли, ускоряя шаг и поглядывая на небо — оно становилось насыщенно синим, густым, и на нем проявлялись звезды, как серебряные гвоздики. Пора было под крышу — чужой город, опасно, тем более, когда у тебя в мешке куча денег, двести золотых плюс двадцать тех, что забрал у караванщика, заработанных не очень легким трудом.
Они успели до заката, хотя тени уже покрыли улицы, булыжники мостовой, стены старых каменных домов. Прохожих на улице уже почти не было — все нормальные люди в такое время сидят за столом и хлебают горячий густой суп, который заправляют острыми приправами и свежей зеленью. На улице бродят лишь гуляки, грабители, да вот такие запоздавшие путники, спешащие спрятаться от ночной тьмы, хватающей их за шиворот, как злая собака.
Вывеска с черной лошадью была подсвечена фонарем (тоже отличие от провинциальных заведений), так что пройти мимо и не заметить трудно. А еще — пройти мимо помешал бы запах съестного, несущийся из дверей заведения вместе со звуками музыки и звоном вилок о тарелки. Порядком приуставшая парочка путешественников с облегчением вошла на крыльцо, чтобы через приоткрытую дверь нырнуть в нутро заведения, такого желанного и ласкового, когда у тебя от голода бурчит живот, а в мешке за спиной двести двадцать золотых, требующих, чтобы хозяин быстрее их потратил.
— Что желаешь, господин? — трактирщик подозрительно осмотрел вошедших и тут же испортил настроение — рабам в общий зал нельзя. Рабы должны находиться в комнате для рабов и ждать своего хозяина. Таковы правила.
— Это мой слуга, он всегда со мной! Я хочу снять комнату, и желаю, чтобы слуга спал в ней — буркнул Илар, чувствуя, как у него портится настроение.
— Вы с севера, да? Там все у вас проще. Возможно, вы и собак за стол сажаете, но у нас все не так. Это столица, парни, и тут рабы не садятся за стол с господами! И не спят в одной комнате с господами! Рабам вообще стали давать слишком много прав, распустили! Скоро на шею сядут! Итак, что желаешь, господин?
— Комнату. И место для ночлега моего слуги — ответил Илар, не глядя на Дарана. На душе у него было противно, но что делать? Не уходить же в ночную тьму?
— Какую тебе комнату? Самая дешевая стоит два серебряника за сутки. Но так кроме кровати ничего нет. Хорошая комната — шесть серебряников.
— Дорого — удивился Илар — мне сказали, что это недорогая гостиница!
— Другие гораздо дороже — усмехнулся трактирщик — это действительно недорогая гостиница. Парень, это столица! Не путай с каким‑нибудь провинциальным городишкой! Тут все дорого! Если собираешься устроиться — деньги вперед.
— Понял — буркнул Илар, вздохнул, и потянулся к кошелю с заранее приготовленными серебряниками и медью. Золото показывать было бы неправильно.
Наскоро поужинав, Илар побрел в свою комнату, сопровождаемый мальчишкой, трактирным слугой, тут же убежавшим после того, как показал место, где Илар проведет эту ночь. Комната была непримечательной — что может быть примечательного в обычной гостинице? Одинаковые, как близнецы, комнаты, в которых обычно ночевал Илар, были так похожи друг на друга — если не знать, что он сейчас в столице, можно было бы решить, что Илар находится за сотни ирров отсюда, там, где он некогда уничтожил трех грабителей.
Это воспоминание заставило Илара проверить дверь на крепость, проверить замки и засов. Удовлетворенный осмотром отправился в кровать, без обычного вечернего омовения — трактирщик запросил за ванну такие деньги, что Илар решил покрыться коростой грязи, но не отдавать ему запрошенных денег.
Отсутствие обычного вечернего омовения испортило настроение еще больше, и музыкант лег спать отчаянно желая, чтобы трактирщика сильно, очень сильно пронесло.
Не мог уснуть еще полчаса, почему‑то было тревожно, и он никак не мог определить причин такой тревожности, потом, обдумав, пришел к выводу: во — первых незнакомый, неласковый город, а во — вторых, не хватает нытья Дарана и его довольного сонного сопения на матрасе под столом.
Мальчишка обычно ложился под стол, говорил, что таким образом обретает крышу над головой и чувствует себя увереннее. Вот, например — начнется землетрясение, упадет крыша, хозяину разобьет голову на его кровати, а он, Даран выживет, потому что умный, укрылся под дубовым столом и стол прикрыл его от падающих балок. Илар тогда посмеялся, но подумав, решил, что некоторый странный смысл в словах мальчишки есть.
Впрочем — как и обычно. Даран отличался живым умом и странными, иногда не совсем понятными логическими выкладками — вот такими как этот, например.
Сон не шел, и музыкант, он же маг, стал думать обо всем, что приходило в голову. Например о том, как бы это наколдовать трактирщику какую‑нибудь пакость. В конце концов, Илар черный колдун, или не черный? И притом в плохом настроении. А что это значит? А это значит, что он имеет полное право сделать гадость. Какую? А вот это уже вопрос интересный! Что он умеет? Одушевлять. Перекрашивать. И… Большой Пук! Вот оно, наказание для гадких трактирщиков!
Илар соскочил с кровати, достал Книгу, прибавил света, выкрутив фитиль фонаря, и стал искать заклинание. Нашел, начал загружать в память. Загрузил, ухмыльнулся, и… передумал. Пошел к окну, открыл створку, пуская внутрь прохладный ночной воздух. Окно было заделано решеткой — тоже отличие от провинциальных гостиниц. Там редко ставили решетки.
Вот теперь можно было выпускать колдовство.
Секунда, и… заклинание полетело в мир. Илар зажал нос, приготовился… но ничего не случилось. Послышался тихий звук, будто его Даран произвел, и больше ничего. Еще загрузка заклинания, снова полетело заклинание. Эффект был покруче — звук погромче, и появился запашок. Но хиловатый. На уровне возчика.
Еще раз… еще… с седьмого раза заклинание сработало так, как должно было. Вонь стала такой ужасной, такой выворачивающей душу, что Илара чуть не вырвало. Хорошо хоть окно открыл, а так… неизвестно что было бы.
