Но отношения их были всегда почти невыносимо чувственными. Не стала меньше эта чувственность и теперь.
Во всяком случае, с ее стороны. Как обстояло дело с ним, она точно не знала. Она тайком ловила его взгляды, брошенные на нее, его улыбка ласкала ее, иногда его рука касалась ее руки и тут же отдергивалась…
Ведь ей было уже пятьдесят лет! Неужели он…
Но ведь он же сказал ей:
«Какой красивой ты стала, Криста!»
«Нонсенс! Не вбивай себе это в голову, увядшая фиалка», — мысленно одернула она себя и вышла на кухню, чтобы поставить кофе.
Мысли ее были слегка сумбурными: закон разрешает мужчине жениться на своей племяннице. В этом нет ничего незаконного, с этим нет больше проблем.
Но кто на ком собирался жениться?
Одна ночь. У них была одна-единственная ночь!
Ее руки, держащие банку с кофе, так дрожали, что она просыпала кофе на стол.
Спокойно, Криста, спокойно! И ради всего на свете, не надо плакать!
Она глубоко вздохнула. Ну вот, она снова полна чувства собственного достоинства.
Линде-Лу сидел на диване, толком не зная, что ему делать. Почему Криста ушла на кухню? Разве она не знает, как у них мало времени?
Он стал беспокойным, говорливость прошла. Он не привык к вину, его приятно покачивало, и, в то же время, это лишало его уверенности в себе. И он без конца думал о том, что много лет Криста прожила в этом доме с другим человеком. Он помнил Абеля Гарда, и мысль о нем была для него неприятной.
Но ведь и Криста говорила об Абеле без особой радости. Она не сказала о нем ни одного плохого слова, но в ее красивых глазах неизменно была тень грусти.
Может быть, это объяснялось тем, что он, Линде-Лу, был здесь? Может быть, она сердилась на него за его вторжение?
Как трудно было оставаться в неведении!
И без всякой цели он побрел за нею на кухню. И когда он увидел рассыпанный кофе, увидел ее дрожавшие руки и слезы у нее на глазах, он снова успокоился. Он осторожно взял у нее из рук баночку с кофе и закрыл ее крышкой.
— Я не хочу больше ни есть, ни пить, — тихо сказал он. — У меня в запасе так мало времени.
Они снова пошли в гостиную, сели на диван на порядочном расстоянии друг от друга. Атмосфера стала напряженной и нервозной, никто не знал, как вести себя дальше. Оба сознавали, что подошли к критической точке.
Линде-Лу несколько раз пытался что-то сказать, но не мог.
Наконец она сказала:
— Ты можешь не сидеть всю ночь напролет ради меня, если тебе этого не хочется, — сказала она.
— Но ведь я же только что сказал… — нетерпеливо заметил он, — Криста, разве ты не знаешь, как я зависим от тебя?
— Зависим? Что ты хочешь этим сказать? — спросила она, тщетно пытаясь придать своему голосу достоинство более старшей по возрасту женщины. Отвернувшись от нее, он сказал:
— Для меня никогда не существовало никого, кроме тебя.
Ей хотелось, чтобы он продолжал говорить дальше. Сердце ее билось так тяжело, что ей попросту изменил бы голос, если бы она сама заговорила. Линде-Лу говорил очень тихо, с грустью в голосе. Но это происходило только потому, что он никому не привык жаловаться на свою жизнь.
— В моей короткой земной жизни я был глубоко привязан только к двум людям, Криста. К своим младшим сестренкам, о которых я заботился. Их у меня отняли. И обе они были убиты «господином Педером». В тот же самый день и я получил свою смертельную рану, как тебе известно.
— Да, да… — пробормотала она. — Я никогда не забывала об этом. Никогда.
— Мы оба знаем, как произошла наша с тобой встреча, хотя к тому времени меня уже не было среди живых. Мы оба принадлежим к роду черных ангелов. Но мы не бессмертны, как Марко. Мы с тобой, так же как и Натаниель, несем в себе какое-то представление о вечности, не так ли?
— Как это прекрасно и точно сформулировано, Линде-Лу! Именно так оно и есть. Вот почему я смогла тебя увидеть в тот раз, вот почему ты для меня такой живой, такой реальный.
Линде-Лу мечтательно улыбнулся.
— Этого пожелал Люцифер, — сказал он. — Все удивлялись, откуда у него в глазах такой дьявольский блеск. Думаю, что теперь я понял, откуда…
— Объясни!
— Давая мне самолично поручение, Люцифер сказал, что я преуспеваю во всех областях, за исключением одной. Думаю, что он хотел, чтобы мы встретились. Он знал, что ты являешься моей единственной…
Он оборвал сам себя. Есть границы для всякой смелости, даже для той, что вызвана у человека действием вина.
И Криста не настаивала на продолжении. Она просто сидела и наслаждалась его словами. Она испытывала удивительное чувство, слыша его слова.
«Женщины глупы или просто не уверены в себе, — подумала она. — Их постоянно нужно убеждать словами».
И, конечно же, ей нужно было ему перечить!
— Но это же было так давно, Линде-Лу! С тех пор многое изменилось…
Он посмотрел на нее своими теплыми голубыми глазами.
— Нет, — сказал он. — Ничего не изменилось, Криста. Если что-то и изменилось, то только к лучшему. Ты стала более зрелой, более красивой. Тогда ты была ребячливой девчонкой, которую мне хотелось защитить. Теперь ты такая самостоятельная и… как это сказать… Такая вожделенная! Можно так сказать?
— Можно… — смущенно ответила она.
Она нисколько не разозлилась! А он с воодушевлением продолжал:
— В тот раз я не мог говорить с тобой о моих телесных чувствах. Теперь ты… Мне так трудно найти подходящие слова! Теперь ты… опытная, ты не прельстишься этим…
«Но я уже прельстилась», — подумала она.
— Ты была счастлива в жизни, Криста?
— Я была одинока, — вырвалось у нее. Он удивленно посмотрел на нее.
— Да, что касается телесных чувств, то я могу утверждать, что в этом я была совершенно одинокой.
— Не хочешь ли ты поговорить об этом?
Она долго молчала, потом, наконец, решилась и сказала:
— Нет. Не здесь и не сейчас, теперь это просто неуместно. Я постелила тебе постель в комнате для гостей, Линде-Лу, так что, возможно, будет лучше, если ты…
— Но у меня нет времени, чтобы спать! Ты хорошо понимаешь, что в моем распоряжении один-единственный день, и больше мы никогда не увидимся!
Криста несколько раз кивнула. Ей понадобилось некоторое время, чтобы восстановить душевное равновесие.
— Рана в виске… — с печальной улыбкой произнесла она. — Я хорошо помню это. Ты получил ее в тот раз…
Она не смогла продолжать дальше.
— В тот раз «господин Педер» убил меня, да. И я умер, — смущенно усмехался Линде-Лу. — Странно, но даже сейчас я чувствую иногда головою боль. И это доказывает, что я по-прежнему жив, не так ли?
— Бесспорно, так, — улыбнулась она в ответ. — А сейчас у тебя не болит голова?
— Болит, но не настолько, чтобы я не мог это терпеть.
