— Я родилась не в том столетии, — сиплым голосом сказала она кучеру. — Эта пудра — бич моей жизни.
— Я вам сочувствую, — промямлил он.
Поздно вечером, порядочно замерзшая, она вышла на площади в Кристиании с гложущим чувством упущенного. В ходе этой тайной шпионской поездки она открылись совершенно неожиданные вопросы.
Кристиания казалась уставшему, голодному и продрогнувшему человеку, протрясшемуся так долго рядом с извозчиком на козлах, холодным и негостеприимным городом.
Элизабет, усталая и замерзшая, шла, почти шатаясь. Конечно, молодой девушке не пристало бродить столь поздно одной, но, к счастью, на улице было мало народа из-за ударившего осеннего мороза.
Она искренне обрадовалась, когда рядом с ней остановился экипаж доктора Хансена.
Он ездил к больному и предложил довезти ее домой. Элизабет, стесняясь, согласилась, хотя ей оставалось идти до дома совсем ничего.
Казалось, что доктор с большой охотой вез ее домой.
— Да, госпожа Карин интересна мне и как пациент, и как человек, — признался он. — То, как она без всяких колебаний взялась ухаживать за ребенком, свидетельствует о ее добром сердце несмотря на ее самопоглощенность.
— Теперь от самопоглощенности практически не осталось ни следа.
— Да, да, — согласился он. — Они скучали без вас, госпожа Паладин. Им без вас трудно.
— Что вы говорите, — сказала Элизабет, покраснев от радости. — В доме все в порядке?
— Да. Вчера меня вызывали — у маленькой был насморк, и бедняжка Карин, разумеется, была в расстроенных чувствах. Мне удалось ее успокоить, а потом мы с ней прокатились по городу в моем экипаже.
— Это было крайне любезно с вашей стороны. Это, несомненно, хорошо на нее подействовало.
— Хорошо было и для меня, потому что я смог ее тщательно изучать, — констатировал доктор. — С точки зрения состояния психики она кажется сейчас гораздо лучше, чем когда я встретил ее в первый раз.
— Это правда?
— Я проехал с ней вокруг города, мы даже поднялись на возвышенность. Свежий загородный воздух делает чудеса. Ей очень понравилась красивая усадьба, расположенная на самом верху, — Лекенес. Она сказала, что хочет туда снова.
Элизабет задумалась. Может быть, ей сказать: «Нет, ни в коем случае не возите ее туда больше! Вемунд не желает, чтобы она встретилась с кем-нибудь из тамошних обитателей. Их зовут Тарки, Вы понимаете. И, как Вы знаете, она не должна знать, что его тоже так зовут. Именно он вызвал ее умопомешательство — как это произошло, он открывать не хочет. Но имя Тарк может разбудить в ней ужасные воспоминания. Так что, держите ее подальше от Лекенеса». Нет, сначала она должна попросить разрешения сделать это у Вемунда. Возможно, он не захочет, чтобы об этом еще кто-то узнал.
— Ее кто-нибудь видел?
— Не думаю. Разумеется, мы вышли из повозки, но не подходили к дому.
— Но вас можно было увидеть из окна?
— Возможно, но… Почему Вы, собственно, спрашиваете?
— Я просто опасаюсь, что тамошние обитатели вступят в контакт с Карин, — витиевато ответила Элизабет. — Она вышла из их среды, и они могут разбередить ее раны. Во всяком случае, так утверждает Вемунд, и у меня нет оснований сомневаться в его словах.
Доктор Хансен немного задумался.
— На обратном пути в город мы стали свидетелями странной картины. За нами следовал экипаж, мы попридержали ход, чтобы он нас обогнал, но он почему-то не стал это делать.
— Как долго он ехал за вами?
— Не знаю, мы скоро забыли об этом эпизоде. Но я бы хотел знать больше о том, таинственном, что окружает Карин. И что за этим кроется.
— Я тоже, — проворчала Элизабет. — Я тоже!
— Скажите, могу ли я в этом хоть чем-нибудь помочь?
Она мгновенно отреагировала на это.
— Да, и Вы можете это сделать прямо сейчас! Вы встречаете так много людей… Знаете ли Вы некую госпожу Шпитце? Мне абсолютно необходимо с ней встретиться.
Его седая козлиная бородка покачивалась в такт трясущегося на ухабах экипажа.
— Госпожа Шпитце? Я не могу сказать, что я…
Элизабет добавила:
— Она немка. Помогает в одном из приходов здесь в Кристиании. Занимается благотворительностью или чем-то в этом роде.
— А, тогда я ее знаю! Я с ней встречался.
Элизабет попыталась пошевелить пальцами в сапогах, но они казались отмороженными. Стуча зубами от холода, она поблагодарила доктора за полученный адрес церкви и прихода, к которому принадлежала госпожа Шпитце.
В это время они подкатили к дому, не успев закончить разговор.
— Вы заглянете к нам? — словно искушая его, спросила Элизабет, чувствуя, что он именно этого и желал.
Он для приличия несколько заколебался, а затем последовал за ней.
Никогда еще Элизабет не встречала такой благословенный покой и порядок! Замерзшая, голодная и усталая, она тут же обо всем забыла, почувствовав уже в прихожей запах свежевыпеченного хлеба. Госпожа Воген и госпожа Окерстрем как раз накрывали стол в столовой. Карин спустилась к ним, поприветствовала и сообщила самую лучшую новость: у нее в гостях находится Вемунд!
Напрасно пыталась она скрыть улыбку подлинного счастья. Из-за холода улыбка получилась немного натянутой, но неправильно истолковать ее было невозможно.
— Как долго тебя не было, — с чувством произнес он. — Где ты была?
— Дома, — коротко ответила она.
— Как хорошо, что ты вернулась, — защебетала Карин. — Вемунд очень беспокоился за тебя…
Она продолжала лепетать, не обращая внимания на убийственные взгляды Вемунда:
— Мы как раз собирались за ужином обсудить детали крестин. Наши милые женщины напекли на кухне что-то вкусное. Доктор Хансен, как чудно, что Вы к нам пожаловали!
Элизабет наслаждалась этой сценой.
— Как малышка? — поинтересовалась она, пока Вемунд помогал ей снять пальто. Он быстро прикоснулся к ее руке, хотя, строго говоря, это прикосновение было случайным.
— Сейчас наша крошка легче дышит, — ответила Карин. — В соответствии с указаниями доктора Хансена мы положил ей на грудь компресс и затопили кафельную печь.
— Ты посинела от мороза, — строго отчитал Элизабет Вемунд. — В чем дело?
Она поведала об эпизоде с напудренными дамами в экипаже — при этом она чуть было не упомянула о Хольместранде, но, к счастью, вовремя сдержалась.
Вемунд оттирал ей руки. Пока остальные были заняты в столовой, он негромко сказал ей:
— Я вчера в конторе встретился с Лиллебруром. Его мать желает, чтобы ты приехала в Лекенес в субботу вечером. Они проводят ежегодный прием для изысканной публики. Теперь они хотят представить тебя — как маркграфиню и герцогиню и Бог весть как кого еще.
