ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
После растянувшихся на несколько часов споров Генри просыпается на следующее утро и распечатывает подробный, от двери до двери, маршрут до Атенса, штат Огайо. Он говорит мне, что вернется достаточно рано, чтобы мы успели на ужин в честь Дня благодарения у Сары, и дает мне клочок бумаги с адресом и телефоном того места, куда он едет.
— Ты уверен, что это того стоит? — спрашиваю я.
— Мы должны разобраться, что происходит.
Я вздыхаю.
— Думаю, мы оба знаем, что происходит.
— Может быть, — говорит он, но с полной уверенностью и безо всякой неопределенности, обычно сопровождающей эти слова.
— Ты ведь представляешь, что бы ты мне сказал, если бы мы поменялись местами, да?
Генри улыбается.
— Да, Джон. Я знаю, что бы я сказал. Но я думаю, что это нам поможет. Я хочу выяснить, что они сделали, чтобы настолько запугать этого человека. Я хочу узнать, упоминали ли они нас, используют ли они такие средства, чтобы отыскать нас, о которых мы еще не думали. Это поможет нам прятаться и опережать их. И если этот человек их видел, то мы узнаем, как они выглядят.
— Мы уже знаем, как они выглядят.
— Мы знали, как они выглядели во время вторжения, больше десяти лет назад, но с тех пор они могли измениться. Они уже давно на Земле. Я хочу знать, как они приспосабливаются.
— Даже если мы узнаем, как они выглядят, то, если мы встретимся на улице, может быть слишком поздно.
— Может, да, может, нет. Если я увижу одного из них, я постараюсь его убить. Нет гарантии, что он обязательно убьет меня, — говорит он, на этот раз с неопределенностью и без всякой уверенности.
Я сдаюсь. Мне совсем не нравится, что он поедет в Атенс, а я останусь дома. Но я знаю, что он будет глух к любым возражениям.
— Ты уверен, что сможешь вернуться вовремя? — спрашиваю я.
— Я уезжаю сейчас, значит, буду там часов в девять. Не думаю, что пробуду там больше часа, ну, от силы два часа. Так что к часу вернусь.
— А зачем тогда мне это? — спрашиваю я, показывая бумажку с адресом и телефоном.
Он пожимает плечами.
— Ну, никогда не знаешь, что может случиться.
— Вот именно поэтому я думаю, что тебе не стоит ехать.
— Сильно сказано, — говорит он, заканчивая дискуссию. Он собирает свои бумаги, встает из-за стола и придвигает стул. — Увидимся днем.
— Ладно, — отвечаю я.
Он идет к пикапу и садится в него. Берни Косар и я выходим на веранду и смотрим, как он уезжает. Не знаю почему, но у меня плохое предчувствие. Надеюсь, он вернется.
Это длинный день. Один из тех дней, когда время замедляется, каждая минута кажется десятью, а каждый час — двадцатью часами. Я играю в видеоигры и брожу по Интернету. Я ищу новости, которые могли бы относиться к кому-то из других детей. Но ничего такого не нахожу, и счастлив от этого. Это значит, что мы не попадаем под прицел наших врагов. Избегаем их.
Я периодически проверяю свой телефон. В полдень я посылаю Генри сообщение. Он не отвечает. Я обедаю, кормлю Берни и снова посылаю сообщение. Никакого ответа. Я нервничаю и дергаюсь. Генри всегда на любые сообщения отвечал немедленно. Может, у него отключен телефон. Может быть, сел аккумулятор. Я пытаюсь себя убедить, что это возможно, но понимаю, что это неправда.
В два часа я начинаю тревожиться. По-настоящему тревожиться. Предполагалось, что через час мы будем у Хартов. Генри знает, что этот ужин важен для меня. И он бы никогда от него не отмахнулся. Я иду в душ, надеясь, что, когда выйду, Генри будет сидеть за нашим кухонным столом и пить кофе. Я включаю только горячую воду и совсем не добавляю холодной. Я ничего не чувствую. Все мое тело теперь невосприимчиво к жару. Мне кажется, что по моей коже течет чуть теплая вода, и мне даже не хватает ощущения тепла. Прежде я любил горячий душ. Подолгу стоял и наслаждался тем, как вода льется мне на голову и стекает вниз. Это отвлекало меня от моей жизни. Позволяло хоть ненадолго забыть, кто я и что я.
Выйдя из душа, я открываю свой шкаф и ищу лучшее, что можно было бы надеть. Ничего особенного нет: защитного цвета штаны, рубашка на пуговицах, свитер. Поскольку всю жизнь мы проводим в бегах, то из обуви у меня есть только беговые кроссовки. Это так забавно, что я начинаю смеяться — первый раз за весь день. Я иду в комнату Генри и заглядываю в его шкаф. У него есть пара легких кожаных туфель, которые мне впору. При виде его одежды я еще больше тревожусь и огорчаюсь. Я хочу верить в то, что он просто запаздывает, но в этом случае он бы со мной связался. Что-то пошло не так.
Я иду к входной двери, где сидит Берни и смотрит в окно. Он поднимает на меня глаза и скулит. Я глажу его по голове и возвращаюсь в свою комнату. Смотрю на часы. Самое начало четвертого. Я проверяю свой телефон. Никаких звонков, никаких сообщений. Я решаю, что пойду к Саре, а если Генри не объявится до пяти, то я что-нибудь придумаю. Может, скажу им, что Генри заболел и что я тоже неважно себя чувствую. Может, что у Генри сломалась машина и мне надо идти помочь ему. Надеюсь, он все же появится, и у нас будет приятный ужин на День благодарения, между прочим, первый за все годы. Если нет, то я им что-нибудь скажу. Мне придется.
Пикапа нет, и я решаю бежать. Я, наверное, даже не вспотею и доберусь быстрее, чем если бы ехал на пикапе. А поскольку сегодня праздник, то дороги будут пусты. Я прощаюсь с Берни, говорю ему, что вернусь попозже, и стартую. Я бегу по краю полей и через лес. Приятно сжечь немного энергии. Пару раз я набираю почти предельную скорость, которая составляет, наверное, 120–140 километров в час. Замечательное ощущение холодного воздуха, обдувающего лицо. Замечательный звук ветра — тот же самый, который я слышу, высунув голову в окно, когда мы едем в пикапе по шоссе. Интересно, как быстро я смогу бегать, когда мне будет двадцать или двадцать пять.
Я прекращаю бег метров за сто от дома Сары. Я совсем не запыхался. Я иду по дорожке к дому и вижу, как Сара выглядывает в окно. Она улыбается и машет рукой. Она открывает входную дверь, как раз когда я ступаю на террасу.
— Привет, красавчик, — говорит она.
Я оборачиваюсь и смотрю через плечо, притворяясь, что она сказала это кому-то другому. Потом поворачиваюсь к ней и спрашиваю, неужели она это мне. Она смеется.
— Глупый, — говорит она и бьет меня кулаком по руке перед тем, как прижаться и подарить долгий поцелуй. Я делаю глубокий вдох и чувствую запах еды: фаршированная индейка, сладкий картофель, брюссельская капуста, тыквенный пирог.
— Пахнет здорово, — говорю я.
— Мама весь день готовит.
— Очень хочется попробовать.
— Где твой отец?
