Во рту у меня был кляп, поэтому петь я не могла, зато могла мычать без слов. И я затянула колыбельную «Сладких снов», которую каждая мать в Айорте поет своему ребенку-айортийцу.
– Напеваешь для моего удовольствия, милая?
Я выводила мелодию, а сама силилась растянуть веревку, связавшую мои руки за спиной.
– Бьюсь об заклад, это в тебе играет кровь великанши. От такого пения публике несдобровать. Она может…
Иззи продолжал болтать. Запястья у меня горели. Я все пела и пела.
Кажется, прошло несколько часов, но от веревки я все-таки освободилась. К моему прискорбию, Иззи по-прежнему бодрствовал. Даже начал мне подпевать:
Заройся носками в мох,
Окутай голени бархатом,
Улыбнись ямочкам на коленках.
Сладких снов,
Мимо порхнет
Белый мотылек.
Я стала напевать тише, стараясь выводить сладостные глубокие ноты. Спи, Иззи, спи. Ты в утробе матери, и со всех сторон тебя окутывает ее голос.
Я молилась, чтобы мне все удалось, прежде чем сменится тюремщик и обнаружится, что у меня развязаны руки.
Иззи подпевал мне бесконечно долго, но потом начал клевать носом. Вскоре он закрыл глаза и захрапел. Победа осталась за великаншей.
Я избавилась от кляпа и поднажала на верхний левый угол клети, где еще раньше почувствовала слабину. Я оказалась права. В этом месте крепление наполовину вылезло из петли. Сумею ли я вынуть его?
После моего превращения в красавицу пальцы у меня стали тонкие, так что легко проскользнули между железных прутьев. Я достала стержень большим и указательным пальцем, но он был скользкий от смазки, и крепко ухватить его не удалось. Я попыталась схватить его через тряпку кляпа, однако от ткани толку не было. Расстроенная, я выпустила кляп, и он упал за клеткой.
Дно клетки было грязное и шершавое. По-прежнему напевая, я потерла пальцами пол, надеясь, что грязь впитает смазку. И снова попробовала вытянуть стержень, но пальцы все равно скользили. Мне все-таки удалось крепко схватить его, однако он не поддавался. Я изо всех сил тянула, не оставляя попыток.
Не знаю, сколько времени прошло, но я наконец почувствовала, что стержень поддается. Тогда я дернула, и он оказался у меня в ладони.
Я толкнула дверь клетки, она приоткрылась достаточно широко, чтобы я могла просунуть руку и почти дотянуться до задвижки, державшей дверь.
Но «почти» не означает «дотянуться». Я присела на корточки и задумалась, машинально продолжая напевать.
Нижняя петля двери была крепкая. Стены клетки – незыблемы. Мне не оставалось ничего другого, как поднять задвижку. Я потянулась к задвижке, почувствовав, как ткань под мышкой лопнула. Я потянулась дальше, и металлический угол врезался мне в тело.
Зато я дотронулась до задвижки!
Сцепив зубы, я все тянулась и тянулась. Меня обдало жаром. Я чувствовала, что из раны течет кровь, но я сумела поднять задвижку. Замок со скрипом и стоном открылся.
Иззи продолжал храпеть.
Я на цыпочках вышла из клетки. Наконец-то!
Я подняла руку и посмотрела – порез оказался пустяковый. Подобрав с пола кляп и веревку, которой была связана, я обошла вокруг Иззи, чтобы связать тюремщика, заткнув ему рот кляпом.
Хотя зачем ему кляп? Кто услышит его крики? Наверное, я просто схвачу его за руки и затолкаю в камеру. Я глубоко вдохнула. Сердце бешено колотилось.
Он что-то бормотал во сне.
Я выдохнула. Почему бы не позволить ему спать дальше?
Я усмехнулась. Если я оставлю Иззи спящим, все начнут гадать, как я выбралась из клетки, и решат, что, наверное, это было какое-то волшебство.
Но будет ли он спать, когда я перестану убаюкивать его колыбельной? Я запела еще тише, приготовившись к тому, что он проснется.
Голова его склонилась набок.
Я умолкла.
Иззи продолжал спать.
Я сняла лампу со стены. Рука дрожала так, что свет запрыгал. Я потянула дверь.
В дверном проеме передо мной возник охранник с фонарем и ножом.
Он тоже изумился, увидев меня, и отступил на шаг. Я кинулась вперед, а он перегородил мне дорогу и прижал палец к губам. И тут я его узнала. Это был Уйю, любимец Иви.
– Идем, – прошептал он. – У меня тут оседланные лошади.
Я раздумывала, не попробовать ли убежать и от него. С какой стати ему помогать мне? Возможно, это какая-то ловушка, хотя, с другой стороны, какой смысл ставить мне ловушку? Я ведь, по всеобщему мнению, сижу в тюремной камере.
А помощь сейчас пришлась бы очень кстати. Я заранее не продумала, что буду делать дальше, когда выберусь из подземелья, поэтому послушно последовала за Уйю в туннель. На повороте, вместо того чтобы свернуть к Большому залу, мы проследовали направо и, пройдя несколько ярдов, поднялись на полпролета деревянной лестницы к двери, которая открылась бесшумно, – видимо, ею часто пользовались.
Мы вошли в подвальное хранилище и двинулись вдоль узкого прохода между бочонками с кунжутным маслом. Бочонки сменились ящиками. Я уловила запах эстрагона. Под потолком послышалась короткая трель, потом еще одна и еще. Оказывается, здесь нашли убежище несколько птиц.
Мы открыли другую дверь и попали в комнату с мебелью, укрытой холстом. Уйю прошел к следующей двери, открыл ее, и мы шагнули в серое предрассветное утро.
Тут он внимательнее присмотрелся ко мне и прошептал:
– Какая ты стала ладная!
Нечего терять время!
Справа от меня находилась арена, прямо – конюшни, а перед ними круг для разминки, где ждали две лошади. Я выбрала мышастого жеребца, а охранник – пегую кобылу. Вместо того чтобы ехать мимо сторожевого дома, а затем по разводному мосту, мы пересекли ров – вода была низкая, и лошади преодолели ее без труда.
Я оглянулась на замок Онтио. Недолго он прослужил мне домом.
Воздух был теплый и влажный. Я гнала прочь все мысли, а вместе с ними печаль и ярость. Вместо этого я вдыхала запах травы в поле, по которому мы скакали легким галопом, подставляла лицо легкому ветру, слушала пение просыпающихся птиц и любовалась изяществом моих рук, державших поводья, и округлых коленок, проступавших сквозь юбки.
После часа интенсивной скачки мы достигли подножия горы Ормалло и заехали в ручей, чтобы сбить со следа погоню. Потом мы оказались в ущелье, где нам предстояло провести день.
Уйю привязал лошадей к тополю. Я нашла себе место у каменного склона, где меня трудно было заметить с горы. Уйю расположился неподалеку, в нескольких ярдах.
Я поднялась и подошла к нему.
– Почему ты пришел за мной?
Он и прежде был молчаливым и строгим, таким и остался сейчас. Прежде чем я услышала ответ, прошло не меньше минуты. Охранник пожал плечами:
