— Я понял, — сказал я. — Власть в смысле способностей и доступности.
— Да. Рабыня, например, может и должна вести себя, таким образом, и делать такие вещи, причём великолепно, с любовью и, не ставя условий, которые запрещены, или, просто невероятны для свободной женщины. Действительно, ожидаемое от рабыни поведение, и некоторые оказываемые ими своим рабовладельцам услуги, несомненно, даже не входят в кругозор наших неосведомленных свободных сестер. Не удивлюсь, если они даже не подозревают об их сущности.
— Они могут подозревать, — улыбнулся я.
Привилегии, если их можно так назвать, разрешенные рабыням, несомненно, являются ещё одной причиной такой жуткой ненависти и зависти к ним свободных женщин. В некотором смысле, свободная женщина, являет собой парадокс. Она утверждает, что презирает рабыню, она утверждает, что ненавидит и держит её в унижении, при этом совершенно очевидно, что она почти безумно ревнует к ней. И я не удивлюсь, если узнаю, что глубоко в её душе спрятано желание раздеться, встать на колени перед мужчиной, позволить ему надеть ей ошейник, и стать полностью объектом его желаний.
— Но есть вещи, о которых они, вероятно, даже не представляют, — заметила она.
— Возможно, и так, — согласился я.
Это правда, что свободные женщины склонны быть несколько наивными и неосведомленными. Некоторые из них, во всяком случае, будучи порабощёнными, казались совершенно пораженными, обнаружив природу некоторых из даже обычных действий и услуг, которые теперь ожидаются от них.
— А ещё, мы лучше свободных женщин разбираемся в некоторых вещах, таких, как служение мужчине и доставление ему удовольствия.
— Это точно, — усмехнулся я.
Послушание, почтение и совершенство служения рабыни легендарны. Так и должно быть, ведь она — собственность. Интимное, фантастическое удовольствие, которое невольницы могут доставить известно, по крайней мере, среди свободных мужчин.
— Также, нам разрешают вести себя так, как, я думаю, было бы маловероятно ожидать от свободной женщины.
— И как же? — заинтересовался я.
— А вот так, — сказала она, и скользнула животом на покрывала, перекатилась, и затем замерев на спине, подняла ногу, потом обхватив её руками, опустила стопу согнув ногу в колене. При этом она призывно смотрела на меня.
— Теперь я могу, — пояснила она, — позировать голой перед мужчинами так, как мне это нравится. Я могу извиваться перед ними в безмолвной мольбе девушки выпрашивающей толику внимания. Я могу, танцевать для них на спине и животе, никогда не поднимая головы выше колена стоящего мужчины. Я могу ползти к ним, умоляя, облизывая и целуя их ноги.
— Я всего лишь человек, — сердито напомнил я, расшалившейся рабыне. — Теперь вставай и пошли в вигвам Кэнки.
Она поднялась на руки и колени. Её отвисшие при этом груди смотрелись просто умопомрачительно.
— Я взволновала Господина? — игриво спросила она.
— Нет, — холодно ответил я. — Конечно, нет.
— Это хорошо, — промурлыкала она, и подползла поближе, встав передо мной на колени.
— Это — поза башенной рабыни, — объяснил я.
— Ох, — только и сказала она.
Позиция башенной рабыни, в большинстве городов, очень похожа на позу рабыни для удовольствий. Существенное различие в том, что рабыня башни, в обязанности которой обычно входит, прежде всего, ведение домашнего хозяйства, становясь на колени, держит бёдра плотно сжатыми. В то время как рабыня для удовольствий, в символическом признании более полной природы её неволи, в её самых существенных аспектах, становится на колени с широко разведёнными ногами. Конечно башенная рабыня, как любая другая невольница, полностью в распоряжении рабовладельца для любого его желания. Различие между башенной рабыней и рабыней для удовольствий, лишь в том на невольничьем рынке каких-то девушек купили, прежде всего, в целях работ по дому, а других в основном для ублажения мужчин. Но на самом деле, это не является твердо закреплённой специализацией, всё далеко не абсолютно. В действительности, обязанности могут легко быть изменены по желанию рабовладельца. Девушка, которой скомандовали раздвинуть её колени, выполнив приказ, понимает, что теперь она стала рабыней для удовольствия. А кроме того, одна и та же девушка может выполнять разные обязанности, в зависимости от ситуации и желания её хозяина.
Например, подавая ужин молодому человеку и его матери, девушка может казаться просто умелой и почтительной служанкой. Она становится на колени поблизости, держа ноги вместе. Однако стоит матери покинуть столовую, и рабыня может оказаться стоящей перед молодым человеком на коленях совсем по-другому, призывно раскинув свои колени.
Виньела переместила свои колени, разводя их как можно шире, откинувшись назад на пятки.
— Ты можешь оставаться в позиции башенной рабыни, — вспотев, предложил я.
— Пожалуйста, Господин, — сказала она. — Я — Рабыня для удовольствий. Для моей дрессировки будет лучше быть принуждённой стоять на коленях в такой позе, наиболее откровенной и унизительной. Кроме того, в этом положении, я чувствую себя столь открытой и беззащитной, что может быть полезным напоминая мне, что у меня не должно возникать желания стать надменной, и гордиться моей униженностью, моими назначением и положением.
— Значит, Ты предпочитаешь стоять на коленях в позе рабыни для удовольствий, в позе унижения женщины, навязанной мужчинами некоторым женщинам, в позе чрезвычайной женской уязвимости, беспомощности и красоты? — спросил я
— Да, Господин, — признала она. — Если приглядеться к природе моей неволи, эта поза является наиболее подходящей для меня. Принимая во внимание, к какому виду рабыни я принадлежу, это соответствует и подходит для меня.
— Тебе нравится так стоять, — заметил я.
— Мне удобно так стоять, — уклончиво сказала она.
— Нет, Тебе нравится так стоять, — поправил я рабыню.
— Да, Господин, — согласилась она. — Мне кажется это очень возбуждающим и захватывающим. Я люблю стоять на коленях именно так.
— Ты настолько гордишься, что стоишь на коленях таким образом, — поразился я.
— Да.
— Бесстыжая девка, — заметил я.
— Да, Господин, — улыбнулась она.
Я посмотрел на неё внимательно, и под моим взглядом, она села ещё прямее.
— Да, действительно, тебе идёт эта поза, — признал я.
— Она отлично мне подходит.
— И почему же?
— Я — рабыня для удовольствий, — гордо заявила Виньела.
Я выпрямился, и приготовился щелкнуть пальцами.
— Я люблю принадлежать мужчинам, — проговорила она. — Я не считаю это унизительным или отвратительным. Я считаю это естественным и возвышенным. Не презирайте меня за то, чем я стала.
