- Оуна Наваторо Дхоу, меня лишили всей моей одежды и имущества, не соблаговолит ли благородный вождь приказать вернуть.
Ярослав был просто возмущен подобной наглостью:
- У Вас, уважаемый Веллас, что, нет другой одежды на корабле?
- Есть, но достойной посланника не располагаю, извольте вернуть!
Тон, с которым Охерибо говорил, совершенно не соответствовал ситуации, при которой несколько минут назад жизнь его висела на волоске (Ярослав серьезно подумывал удовлетворить просьбу войнов, плюнуть на деспота и повесить Велласа вместе со слугами). Сделав над собой усилие, он все же сдержался и произнес вежливым спокойным тоном:
- Наватаро Веллас, сегодня вы могли лишиться головы, удовлетворитесь же такой малостью, как лишение одежды, и забудьте о ней навсегда!
Получив отрицательный ответ, посланник покинул крепость последним и последним взошел на корабль, который немедленно снялся с якоря и ушел в море.
Следует заметить, что Ярослав не вернул дорогие одеяния посла не из жадности или иных меркантильных интересов, он хотел показать деспоту Бурути свое отношение к грязным делишкам и унизить в его глазах мерзкого посланника и его бесчестные действия.
Наконец вздохнули с облегчением. С отъездом бурутийцев у всех камень свалился с сердца, и жизнь снова вошла в обычное русло. Злобные нелюди больше не угрожали, оставаясь в своих лесах по ту сторону гряды, и, судя по всему, на время оставили мысли любой ценой избавиться от людей. Правда, крепость продолжала походить на военный лагерь, - практически все население помимо различных работ занималось военной подготовкой. Срочно восстанавливались укрепления и возводились новые, люди сновали тут и там, в говоре и шуме слышалось радостное оживление. Не все бурутийские пленники вернулись домой! Несколько человек остались в колонии, это были тяжелораненные, которые могли без надлежащего ухода умереть в пути, а двое воинов отказались возвращаться, предпочтя "спокойную" жизнь в долине.
С окончанием напряженной недели настал период более мирный. После землетрясения переселенцы неспешно разбирали остатки завалов, восстанавливая обрушенные кровли. На этот раз Ярослав решил проявить строгость и четко регламентировать конструкцию крыш, чтобы избежать трагедий в будущем. Если кто-то самовольно пытался действовать по-старинке, из лени или пренебрежения к указам, такие постройки подлежали немедленному разрушению, а строители - наказанию.
В прошлом ничем нескрепленные древесные стволы просто укладывали на каменные стены, а поверх черепицу, то теперь всем вменялось в обязанность обрабатывать бревна в брусья и прочно соединять меж собой, превращая в единый массив, прорезанный продольными и поперечными балками. Причем совершенно не использовался металл, всякие там скобы, гвозди, заменяемые деревянными шконтами, потому конструкция получалась гибкой, подвижной и с легкостью могла выдержать новое землетрясение. По своему роду такой метод связей походил на применяемый в кораблестроении и хорошо себя зарекомендовал. Ярослав на деле пытался таким способом не только предотвратить гибель людей под обломками, но и приучить неграмотных аборигенов к тщательной плотницкой работе.
Станислав, видя, какими прочными выходят крыши, говорил:
- И почему мы не делали сразу, - в удивлении разводя руками, - ведь знали заранее, что будут землетрясения.
На что раздосадованный Ярослав отмахивался:
- Дурная голова рукам покоя не дает!
* * *
Несмотря ни на что, крепость медленно восстанавливалась. В течение последующих недель значительные усилия колонистов были направлены на вырубку леса, корчевание и подготовку полей. Как только небольшой участок освобождался, сразу приступали к возделыванию земли и посадке растений. В своей основе это были местные культуры, земляне оберегали собственные, припасая на более благоприятное время года. В первую очередь, так называемые, корневые: рамин - внешне похожий на хрен, но на вкус как репа, с таким же буйным ростом и густым корневищем; путюо - большая морковка, диаметром десять-пятнадцать сантиметров, с множеством отростков корней. Оба вида можно было есть как сырыми, так и печеными. Растение падук представляло собой большой земляной плод весом около двух-трех килограммов в кожистой, колючей оболочке, с сочной, водянистой мякотью, похожей на огурец.
Однако основу рациона всех аборигенов составлял сладкий картофель, выращивание которого не составляло труда в любое время года, исключая самое засушливое летом, когда он выгорал,и в период дождей, когда вообще выращивать что-либо было невозможно. Различная зелень наподобие нашей капусты, только не способной завиться в кочаны, произрастала круглогодично, но зерно на муку и хлеб можно было сеять только весной, когда земля, пропитанная влагой, будет готова и когда не так сильно печет солнце.
Несмотря на обязанности вождя, Ярослав в страдную пору много времени проводил в поле, обрабатывая землю наравне со всеми. Занятое его группой поместье обладало хорошей плодородной почвой, но требовало больших усилий для налаживания хозяйства. Два колесных плуга, привезенные с Земли, значительно облегчили обработку, но использование "сложного" агрегата аборигенами требовало постоянного контроля. Формально группа была разделена на семьи и десятки, а из состава взвода выделены три копья тяжелой конницы, но на деле продолжал оставаться единый организм, спаянный трудностями долгого пути и перенесенными лишениями. Все помогали друг другу, ведя хозяйство поблизости, у подножия гряды, на ее террасах и вершинах плато.
Станислав взялся за восстановление мельницы, находящейся у подножия непосредственно на территории поместья. Вокруг города, конечно, были другие подобные сооружения, но это оказалось ближе всего, и кладка стен была не так разрушена временем. Если водяные колеса и механизм жерновов Тимофеевич с товарищами (к мельнице были приписаны семьи Питошно и Пихошно) обещали смастерить быстро, в течение месяца-полтора, то размытая дамба требовала много сил. Пришлось Ярославу, скрепя сердце, время от времени выделять людей на восстановление плотины и даже устраивать нечто вроде "субботников", когда все население колонии от мала до велика "в едином порыве" выходила на работы. Колонистам повезло с устройством дамбы в том, что каменная кладка, некогда служившая облицовкой запруды, никуда не делась, и ее следовало только установить на старое место, забив промежутки между стен землей и камнями. Тем не менее, дело двигалось медленно. Несмотря на быструю постройку механизмов, мельница, вероятно, не сможет работать в полную силу до нового сухого сезона.
