— Угодно ли будет господину выслушать вызвавшего его гнев этого недостойного Хуа Гофэна?
Переводчик из-за его плеча продублировал:
— Этот гой, господин подпоручик, спрашивает разрешения сделать предложение, от которого вы не сможете отказаться.
Красный решил не афишировать знание китайского языка, и кивнул:
— Эрев тов! ***Добрый вечер*** И что за гешефт хочет сделать ваш начальник?
Кажется, толстяк понимал русский язык, потому что затарахтел не дожидаясь перевода:
— Господин, от имени генерала Ван Дзинвэя этот недостойный полковник Хуа Гофэн покорнейше просит вас объявить провинцию Синьцзян территорией Российской Империи сроком на четыре часа.
— Зачем вам это нужно? — от неожиданного предложения Василий забыл о решении скрывать знание китайского языка.
— Для исполнения воли нашего императора, господин!
— Воля вашего императора заключается в передаче нам целой провинции?
— Всего на четыре часа, о чём мы готовы подписать договор.
— Не понимаю…
— Но это же очень просто, господин!
И после короткого получасового объяснения Василий нашёл, что в бредовом предложении китайского генерала есть некоторая толика здравого смысла. Клятва, данная китайскому императору его подданными, требует беспрекословного подчинения приказам, и подкреплена магической удавкой. Проще говоря, армия генерала Ван Дзинвэя получила приказ атаковать российскую территорию, и в случае неисполнения офицерскому составу дивизий грозит летальный исход. А вот если господин подпоручик похлопочет перед начальством о временном переходе провинции Синьцзян…
— Нашу благодарность, господин, можно будет потрогать руками, пересчитать, и переложить в кошельки!
— Всё это хорошо, — кивнул Красный. — Но что нам мешает отказаться и просто подождать вашей смерти?
— Она наступит не сразу, господин, — опять поклонился толстяк. — И ваши боеприпасы закончатся раньше, чем наши солдаты.
— Угрожаете? — удивился Василий. — В таком случае нам больше не о чем говорить.
— Прошу простить этого недостойного Хуа Гофэна за дерзость, господин, но вы неправильно поняли наши предложения. Генерал Ван Дзинвэй нижайше просит произвести наступление на ваши позиции с семнадцати ноль ноль до семнадцати ноль пять по местному времени, после чего войска будут отведены на исходные рубежи и начнут готовиться к почётной капитуляции. В благодарность за разрешение на наступление вам будет выдан настоящий английский полковник! Представляете, этот негодяй незаконно находится на территории Российской Империи, тем самым нарушая указ божественного императора Иосифа.
— Полковник?
— И целый взвод охраны при нём.
— Зачем нам целый взвод?
— Понял, господин, мы принесём только головы.
— Зачем нам их головы? Нет, это лишнее.
— Соглашайтесь, Василий Иосифович, — попросил доселе молчавший прапорщик Куликовский. — Они очень даже нужны.
— Зачем они вам, Аполлинарий Григорьевич?
— Матушке письмо напишу. Вы же не откажете помочь его переслать?
— Вы хотите отправить матери отрезанную голову?
— А что такого? — в свою очередь удивился Куликовский. — Если на ней будет форменный головной убор английской армии, то всё в правилах приличия.
— Да, но отрезанная голова…
— Ничуть не страшнее моего батюшки с глубокого похмелья. Так я могу на вас рассчитывать, Василий Иосифович?
— При всём уважении к вашей семье, Аполлинарий Григорьевич, вынужден отказать. Мы не варвары в отличии от…
Толстяк смиренно дождался, пока русские офицеры закончат разговор, и только потом с обязательным поклоном спросил:
— Этот недостойный Хуа Гофэн может сообщить своему генералу о положительном решении?
Василий подумал, и пожал плечами:
— Пожалуй, атаку в обозначенное время мы вам можем разрешить, а всё остальное обсудим по её результатам, — и добавил для переводчика. — А вас я попрошу остаться.
Генерал Ван Дзинвэй с философским спокойствием истинного конфуцианца смотрел на беснующегося англичанина, и делал вид, будто так оно и нужно. Эка невидаль — орущий и брызгающий слюной английский полковник!
— Генерал, почему вы до сих пор стоите на месте?
— Я сижу, господин, — Ван Дзинвэй поправил подушку.
— Я про ваших солдат!
— У меня нет солдат, господин. Теперь это ваши солдаты, — китаец вынул из-за отворота форменного халата свёрнутый в трубочку договор и помахал им перед длинным носом сэра Уильяма. — Вы, господин, изволили купить их.
— Да, я их купил! И отдал приказ перейти в наступление!
— Нижайше прошу меня простить, господин, но вы заплатили за их жизни, а не за право командовать.
На мгновение полковник Лоуренс застыл в недоумении, но потом заорал ещё громче:
— Их жизни в моих руках, генерал! Я могу их всех повесить!
— Можете, господин, — Ван Дзинвэй поклонился, не вставая с шёлковых подушек. — Не желаете приобрести хорошие пеньковые верёвки по два шиллинга за ярд? Это достойная цена, господин, а при оптовой закупке возможна скидка.
— К дьяволу скидки! И верёвки тоже к дьяволу! Меня больше интересует, когда ваши обезьяны перейдут в наступление.
— Это ваши обезьяны, господин.
— Хорошо, это мои, — согласился сэр Уильям. — Что вы там говорили о праве отдавать приказы?
— Его нет в договоре, господин, — генерал не забывал кланяться при каждом слове. — Но вы можете доплатить, и мы внесём дополнение.
— Сколько? — смирился с судьбой полковник. — Но хочу предупредить, что серебряных шиллингов больше нет.
— Меня устроят гинеи и даже соверены, господин. Чеком тоже можно.
— Вот как?
— Обстоятельства изменились, господин. Но чеком в два раза дороже.
— Так сколько? — сэр Уильям достал из кармана чековую книжку и вечное перо. — Пяти тысяч фунтов хватит?
Китаец щёлкнул крышкой золотых часов:
— Десять тысяч, господин, и ровно в пять часов вечера войска перейдут в наступление.
Полковник тяжело вздохнул и проставил в чеке нужную сумму. В конце концов, его всегда можно отозвать — в этих чёртовых горах нет банков и толстой обезьяне негде обналичить. А потом… покойники вообще ничего не могут обналичить. Любой Томми из взвода охраны с удовольствием и бесплатно перережет глотку жирному торгашу, купившему генеральское звание на рынке в Нанкине. Там таких генералов по три десятка в каждой опиумокурильне.
— Надеюсь, больше никаких препятствий для начала наступления нет? — сэр Уильям внёс изменения в свой экземпляр договора и протянул бумагу китайцу.
— Никаких, господин, — Ван Дзинвэй расплылся в довольной улыбке. — После оплаты императорской пошлины на безналичный расчёт договор вступает в силу в полном объёме.
— Какая, к дьяволу, пошлина?
— Императорская, господин.
— Откуда она взялась?
— Она всегда была, но так как в прошлый раз вы заплатили серебром…
— Чёрт бы вас побрал вместе с вашим императором! — сэр Уильям снова раскрыл чековую книжку и задал привычный вопрос. — Сколько?
— Пятьдесят процентов от суммы сделки.
— А потом ещё пятьдесят от суммы пошлины?
— Преклоняюсь перед вашей мудростью, господин.
Полковник грязно выругался и выписал чек сразу на десять тысяч:
— Если вы опять заведёте разговор про деньги, я лично прострелю вашу тупую башку, генерал!
— Не извольте беспокоиться, господин, — Ван Дзинвэй спрятал чек где-то в глубинах необъятного форменного халата. — Наступление начнётся ровно в пять часов вечера.
И китайский генерал не подвёл, сдержал данное сэру Уильяму обещание. Ровно за десять минут до назначенного времени зарокотали барабаны, завыли трубы, и неровные шеренги пришли в движение. В первых рядах низкорослые копейщики и алебардисты, готовые принять на себя первый, самый губительный, удар обороняющихся. За ними аркебузиры с зажатыми в зубах тлеющими фитилями. Потом многочисленные мечники — им выпадет честь пройти по телам павших, и в рукопашной схватке уничтожить истратившего боеприпасы противника. Освящённое веками воинское искусство, не утратившее актуальности даже в эпоху огнестрельного оружия. Ещё сам Конфуций говорил: — «Трупами больших батальонов всегда можно завалить сидящего на берегу реки врага!»
