Угловым зрением я заметил зомби Погонщика Рабов. Повинуясь приказу Святогневнева, этот урод сорвал с пожарного щита топорик и тоже ввязался в мясорубку.
Зря он это сделал. Зомби, даже Погонщика Рабов — существа медлительные и тормознутые. Обычно это компенсируется их громадной силой и выносливостью, но не в данном случае. Что проку от мертвецкой силищи, если сражаешься с лавиной плоти? Здесь пригодился бы огнемет, да где ж его взять…
— Ни у кого нет огнемета?! — крикнул я.
— У меня есть, но он в кабинете остался! — весело откликнулся Гадюкин.
Я посмотрел на колышущуюся стену, преграждающую путь к его кабинету. Как-то не круто.
Огнемета у Щученко не было, зато был пистолет. Не то чтобы пули вредили клону Нъярлатхотепа хоть чуть-чуть, но сидеть без дела полковник явно не собирался.
И Святогневнев тоже. Хотя зачем этот поперся в гущу событий, я так и не понял. У него даже оружия не было. Не знаю, о чем он вообще думал, но закончилась его атака быстро и бесславно — клон Нъярлатхотепа схватил его пятью щупальцами и принялся мочалить.
Первой оторвалась правая рука. Святогневнев растерянно уставился на культю, я матюкнулся и ринулся отбивать друга. Порезав щупальца, как колбасу, я вытолкнул Святогневнева из зоны боевых действий. Тот по-прежнему глупо хлопал глазами и держался за изуродованное плечо. Боли он, конечно, не чувствовал, да и крови не выступило ни капли. Изнутри мой лучший друг оказался сухим, как вяленое мясо.
— Руку мою у него отними!.. — виновато попросил Святогневнев.
Я и сам уже метнулся обратно, пока чудище не сожрало добычу. К счастью, чужую плоть он поглощал не так быстро, как собственную, да и вообще старая зомбятина плохо усваивается. После ожесточенной схватки я отнял пожеванную руку и швырнул ее хозяину.
Увы, пока я выручал Святогневнева, клон Нъярлатхотепа полностью сосредоточился на зомби Погонщика Рабов. Без моей поддержки эта тупая скотина продержалась недолго — я и оглянуться не успел, как его разорвали на пять кусков. Голова, туловище и большая часть левой руки моментально исчезли в бурлящей плоти — клон Нъярлатхотепа усвоил урок и больше не собирался так легко отдавать добычу. Ноги и правая рука пока еще виднеются, но и их чудовище стремительно засасывает. Единственное, что уцелело — кисть левой руки. Она отлетела далеко назад, за спину Щученко и Гадюкина.
Черт. Дела идут все хуже и хуже. Мне не привыкать, конечно, я так-то уже и не помню, когда у меня дела шли хорошо…
Не успел я об этом подумать, как все стало совсем плохо. Клон Нъярлатхотепа сомкнул вокруг меня сразу два десятка щупальцев и ударил всеми разом. Четыре из них я срезал, еще от семи увернулся, но оставшиеся сдавили меня в органических тисках… и я услышал хруст. Проклятая тварь сломала мне левую ногу и две руки — правую верхнюю и правую нижнюю.
В следующую секунду в одно из щупальцев вонзилась пуля. Орудуя оставшимися конечностями, я вывернулся из чудовищных объятий и пополз назад, стараясь не обращать внимания на боль.
— Отступайте, товарищи, я прикрою! — гаркнул Щученко, швыряя вторую гранату.
Прогремел взрыв. Клон Нъярлатхотепа болезненно задрожал, в нем образовалась здоровенная дыра. Щученко достал из-за пазухи третью гранату и выдвинул вперед плечо, примериваясь для лучшего броска. На его лице не было даже тени страха.
Должен сказать, полковник Щученко беспредельно туп и даже отчасти безумен, но кем-кем, а трусом его точно не назовешь. С голыми руками на танковую батарею — да запросто!
А уж если у него есть граната…
— Вы шо, значить, мене игноруете?! — разозлился Щученко, видя, что клон Нъярлатхотепа по-прежнему ползет вперед. — Не смейте меня игнорувать! Я вас щас усех подзорву на ху… дой конец!!!
Третья граната и третий взрыв. Враг снова утратил часть себя и отступил на несколько метров. К сожалению, в последний раз.
— Усе, хранат боле нема! — сокрушенно воскликнул полковник. — Кирдык!
— Товарищ Щученко, вы же коммунист! — упрекнул его я.
— Ну да! — надул щеки Щученко, швыряя в тварь кирпич.
Увы, этот снаряд не произвел таких разрушений, как гранаты. Другого оружия у Щученко не осталось. Я временно небоеспособен. Зомби Погонщика Рабов сдох. На Гадюкина со Святогневневым надежды и вовсе нет. А коридор уже заканчивается — еще немного, и нас загонят в тупик.
Конечно, я могу прыгнуть в другой мир. Но только в одиночку. Остальных в этом случае неизбежно сожрут — а значит, этот вариант даже не рассматривается.
И тогда я обратился к своему последнему резерву. К оружию, применять которое мне безумно не хотелось. Но когда все остальные варианты исчерпаны…
Короче, я открыл ковчежец с Пазузу.
Помню, в детстве я читал сказку про джинна, запертого в кувшине. В первую сотню лет он поклялся, что подарит своему спасителю все земные сокровища. Во вторую сотню лет — что исполнит ему три желания. В третью — что оставит ему жизнь. Но его так никто и не освободил, и джинн поклялся, что убьет спасителя, но позволит выбрать, какой смертью умереть.
Конечно, Пазузу сидит взаперти не триста лет, а всего полгода. Но злобы в нем хватит на тысячу джиннов — если он о чем-то и клялся, то разве что уничтожить все и вся.
Открыв ковчежец, я едва удержал его в руках. Пазузу вырвался на свободу с ревом, воем, криками. Он мгновенно вырос до потолка и ринулся вперед с яростью бешеного торнадо. Сейчас ему было наплевать, кто перед ним — архидемон жаждал выместить на ком-нибудь плохое настроение.
И он его выместил. Клон Нъярлатхотепа был буквально… сметен. Разъяренный Пазузу не остановился, пока не размазал его тоненьким слоем. Прошли считанные секунды, а вместо огромного чудовища перед нами вяло булькало несколько лужиц. Я даже не успел понять, что стало со всей этой бескрайней лавиной плоти.
Кажется, большую часть оголодавший Пазузу попросту сожрал.
Расправившись с клоном Нъярлатхотепа, Пазузу запоздало сообразил, что уничтожил кого-то не того. Уже не обращая внимания на все еще шевелящиеся останки, он резко развернулся — и его совино-черепашья морда озарилась хищной радостью.
— Ла-ла-ртууууууууу!.. — взревел он, шарахая кулачищем в стену и проламывая ее на хрен. — Теперь ты…
— На место, Бобик! — скомандовал я, роняя в ковчежец красную капельку.
Ох, как же страшно завыл Пазузу! Поняв, что его затягивает обратно, он вцепился когтями в пол и завопил-заверещал так истошно, что мне даже стало его жалко. Громогласный рев архидемона мгновенно истончился до комариного писка, а сам он свернулся плотным коконом и с жутким хлюпаньем влетел в крошечный ковчежец.