— И что там упыри?
— Большая редкость они в наших краях. За всё время только пару встречал, но и тех с лихвой хватило. Чего уж стоит чёрт Слав-городский, с той скотиной вообще еле совладали… Есть, конечно, ещё вурдалаки, альпы, бабаи, бруколаки, касны, костомахи, ырки и прочая нежить. И это только мертвечина. Всех тварей, что ещё по миру водятся, замучаешься перечислять… Да и, полагаю, что большинство из них я сроду не знаю. Тем более, как с ними бороться…
— Всё-таки хорошо, что ты остался! — Эйда выпучил глаза от удивления. — С тобой и дома жизнь стала как-то лучше, что-ли…
— Наговоришь.
— Нет, ну а что? Ты не только нас оберегаешь, так за тобой и купцы вернулись! Отец всё ещё сетует, что они не такие богатые, как раньше, но у нас уже скупили почти всё, что накопилось, пока водяной на топях охальничпл. А сам отец теперь буквально дрыхнет на золоте!
— Мне больше любопытно, что за вести они приносят с Большой земли. Что-то совсем дурное творится в Слав-городе и меня это сильно беспокоит… Почему брат отправил на сечу с Ольдом самого Руевита? Да, он великий витязь, почти без потерь взял Троицкий посад и отодвинул войска Среброголова с окольных земель, но кто теперь смотрит за гридницей Слав-города и охраняет князя?
— Я на днях подслушал, как один из проезжих сетовал отцу, что в Слав-городе совсем туго с делами купчими. Новый воевода, — Кривжа, — ввёл купеческую подать и обязал каждого торгаша отдавать треть имущества на поддержание нужд княжеского войска. Тех, кто отказывался либо вздергивали на торговой площади, либо они бесследно исчезали. Эй, ты чего, сейчас же сгорит!
— Воевода Кривжа… — Яромир оторвался от размышлений и поспешно выдернул из костра обугленный кусок мяса. — Плохо, очень-очень плохо… Хотя, знаешь, да гори оно все огнём! Чтобы там у них не происходило — это больше не моя забота. Пусть что хотят, то и делают, лишь бы нас не касалось. И так воздух вокруг только-только миром запах…
— Кстати, о мире: как у вас это… со знахаркой?
— Больно ты любопытный, Эйда. Был у меня добрый друже, Гришка, как и ты — такой же говорливый. Так то, что он вечно молол языком что ни попадя до добра его и не довело.
— Отлупили? — хихикнул Эйда.
— Язык отрезали. — мрачно и сурово Яромир поставил Эйду на место. — Под самый корень. Интересно, смог-ли Изва вывести его из лагеря и жив ли он до сих пор…?
— И всё равно, посмотришь на вас с Ядвигой и душа сразу поёт, как будто вас друг для друга Лада специально вылепила. Аль она на людях только такая добрая, а дома из тебя кровь пьёт и верёвки вьёт?
— Как это говорится-то… Мы с ней душа, так сказать, в душу: не бранимся, не спорим, не ругаемся. Вся посуда цела. Тишь да гладь. Я занят своим, она своим. Друг друга никто не пилит, сор из избы не выносит, да и нет его вовсе, сора-то… Когда дел по округе нет, то мы на хозяйстве. Скотина, как-то, сама за собой убираться ещё не научилась. В общем, жизнь идёт своим чередом…
— А правду поговаривают, что она за колдунство ведает?
— Чушь.
— Тогда, как она самому безнадёжному люду помогает на ноги встать, когда даже бородатые лекари и костоправы лишь руками разводят?
— Что попроще спроси… У неё к ворожбе особый подход, как и у меня к охоте, а дальше уже не важно, что да как, главное людям от этого прок есть. Что-то вы не жаловались, когда, в конце серпеня, повитухи Алесе ни толики надёжи не дали, что живой она после родов останется, а Ядвига взяла, да и помогла. Причём и дитё здоровёхонько, и мать на своих ногах пришла. Была-ли тогда какая-то разница что да как? Как-то никто после этого лишних вопросов задавать не стал… Вот-вот, и я о том.
— Любит она тебя, Яромир. Отец ведь ей за Алесю и подвеску яхонтовую, и серьги адамантовые предлагал, так она ни в какую! Нос от всех цацок воротила! Помню, что взяла с Ерёмы браслет золотой, а отца упросила тебе клинок серебряный выковать.
— Знала, что для дела он нужен… Конечно же я ей за это благодарен! Отец-то твой страсть, какой злопамятный оказался. Так и не простил мне тот клинок, что я на болотах посеял. До сих пор нос воротит и разговаривает сквозь зубы. Говорит, так будет, покуда не выплачу долг пятикратно… Пятикратно, представь! Чистой воды грабеж!
— Мельхиоровый клинок, ручная гравировка, резная рукоять из янтарной северной берёзы… — Эйда громко зевнул и вновь закутался в полушубок. — Знаешь, Яромир, это отец ещё по-божески…
— Ну точно, и ты — самый настоящий торгаш… — недовольно пробубнил Яромир, нервно шоркая лезвием испорченный ужин. — Пять, так пять! Вон, за одни только рога уже, самое малое, два десятка таких ножей можно дать!
Сбоку послышалось громкое сопение Эйды.
— Спи, спи, добрый друже. Сил набирайся. Гузном чую, что они нам ещё о-го-го как пригодятся…
Яромир осторожно очистил нагар с мяса, наспех проглотил что осталось, удобно разместился возле костра и заснул.
Глава 2: «Мы не ведали, что творим…»
На эту охоту их привёл случай.
Ещё по осени Яромир приметил в южных лесах необычайно огромные следы от лосиных копыт.
Он долго бродил по округе в надежде выследить зверя и вернуться домой с солидной добычей, но так и не сумел.
Лось будто бы водил его кругами и постоянно путал следы, от чего Яромир, уже считавший себя отменным ловчим и превосходным следопытом, приходил в бешенство.
Яромир уже махнул рукой на хитрую скотину, как в начале студня, во время загона кабана, неуловимая скотина сама вышла ему на встречу…
С того момента, как Яромир распрощался с Гривой, многое поменялось…
На это раз Яромир не стал стесняться и отобрал среди деревенских мужиков целый десяток добротных охотников.
К тому же, старшина Рознег оказался совсем не против того, чтобы деревень наконец-таки избавили от назойливой, вечно докучающей нечисти.
Пережитого опыта с «Покойной бригадой» Яромиру хватило по самые уши, потому к подготовке нынешнего отряда он подошёл с особым усердием.
Слишком тяжело он переживал потери, хоть и прекрасно понимал, что в этом деле может приключится всякое…
К студню он успел заметно подтянуть мужиков в физической подготовке, так что теперь они уже не перекидывали языки через плечо при долгих забегах.
В их деле только на одном умении махать копьём было далеко не уехать.
Нечисть в округе уже давно не появлялась, а вот всякой разной животины — хоть отбавляй.
Потому, Яромир каждый раз брал на охоту разные пары, чтобы как можно лучше отработать слаженность. Мало-ли в какую передрягу их опять может занести…
Первыми о кабане доложили ловчие Бор и Ёрд.
Они всегда отличались от остальных усердием и знанием, от чего Яромир и сделал их своими правой и левой руками соответственно.
Погода выдалась безветренной и сухой. В самый раз для охоты. Кабан долгое время не сможет их учуять.
И они не торопились…
— Яромир, — хриплым от постоянного курения махорки голосом окликнул идущего впереди богатыря Бор, попутно собирая непослушные длинные чёрные волосы в хвост. — А что, если нам с мужиками устроить вылазку на юг?
— На кой…? — Яромир бросил недоумевающий взгляд через плечо.
— Бор дело говорит. — поддержал товарища лысый, косоватый на левый глаз Ёрд. — Сам же видишь, что тут нам уже делать нечего.
— Вот-вот. А на юге, в степном краю, поговаривают, что водится всякая неведомая хрень!
— Всяко ведь любопытней, чем ползать по дорогам и выколупывать из ям воняющих гулей… — надул губы Ёрд, вечно припухшие от постоянных пчелиных укусов.
— Да что смеяться-то?! — фыркнул Бор и поправил топорщащийся ворот овечьего кафтана. — И тех уже не осталось нихрена!
— Интересные вы, конечно. — усмехнулся под нос Яромир. — Ну, давайте представим, что вот мы собрались и отправились в поход…
— До Дол-Плеяра! — перебил его Ёрд и расплылся в игривой, лукавой ухмылке. — Самое то будет! Как раз заглянем в Зал Роз…
— Ой, тебе лишь бы свой стручок куда пристроить… — возмущённо закатил глаза Бор. — Наслушаешься всякой белиберды, потом веришь, что и вареники с пирогами где-то за бугром какие-то не такие…
