— Если ты знаешь, кто я, — перебил его Галаэрон, — то знаешь, что моя магия убьет тебя так же быстро, как и магия шадовар.
— Я также знаю, что ты боишься использовать её.
— Не так сильно, как я боюсь стать твоим рабом, — сказал Галаэрон. — Еще одно слово в моей голове, и я им воспользуюсь.
— Еще одно слово в чьей-нибудь голове, и я прикажу ему — добавила Алусейр. — Если ты хочешь иметь дело с нами, то отпусти своих рабов и говори вслух…
— Я не могу сделать и то, и другое. На этот раз слова фаэримма слетели с губ Морнгрима. — Хотя, как только мы закончим, я готов удовлетворить вашу просьбу.
Глаза Алусейр вспыхнули при слове «просьба», но она придержала язык и посмотрела на Галаэрона. Его так и подмывало солгать и заявить, что фаэримм обманывает ее, потому что он уже знал по тембру предыдущих рассуждений жителей Долины, что задумало это существо. Но Алусейр обращалась с ним только вежливо и справедливо со дня его прибытия, и, даже ради Эверески, он не отплатит ей предательством.
— Фаэриммы говорят друг с другом через волшебный ветер, — объяснил Галаэрон. — С другими расами они должны использовать мысленную речь или посредника.
Алусейр задумалась, затем кивнула фаэримму.
— Очень хорошо, — сказала она. — Чего ты хочешь?
— Эвереска.
Хотя ответ был именно таким, как ожидал Галаэрон, эффект от того, что он действительно произнес его вслух, был больше, чем он мог выдержать. Он начал скручивать пальцы в заклинании, и тут его руку прижала к боку закованная в кольчугу рука одного из Пурпурных Драконов за спиной. Алусейр бросила в его сторону предупреждающий хмурый взгляд, затем сказала:
— Когда я отдам приказ, сэр Нихмеду, не раньше.
— Спасибо, принцесса, — сказал фаэримм. Его четыре руки появились над головами жителей Долины, распростершись, казалось, в знак признательности.
— Как я уже говорил, мы и наши союзники из Анаврока будем довольны Эвереской и ее землями.
Это вызвало общий вздох у посланников, по крайней мере, у тех, кто еще не находился под ментальным контролем фаэримма, и даже Алусейр приподняла бровь.
— Эвереска не наша, чтобы отдавать, — сказала она. Уклончивый ответ вызвал в Галаэроне темный гнев, и ему пришлось подавить его, закрыв глаза и напомнив себе обо всем, что Алусейр сделала ради него.
— И не ваша чтобы защищать её, — ответил фаэримм через Морнгрима. — Все, что мы предлагаем – это чтобы вы занялись шадоварами и оставили Эвереску нашим братьям.
— Значит, ты не из Анаврока? — спросила Алусейр. Она тянула, пытаясь выиграть время, чтобы обдумать все последствия предложения фаэримма. — Ты здесь по поручению фаэриммов Миф Драннора?
— Шадовары устроили эту битву со всеми фаэриммами, ответил голос Морнгрима. — Так же, как они сделали это сражением всех человеческих царств.
— А что мы получаем взамен? — спросил посол Хованай.
Эгоистичный огонек в его глазах ясно давал понять, что он свободен от
влияния фаэримма. Это было не обязательно хорошо, по крайней мере для Эверески. — Как вы отплатите нам за помощь?
Фаэримм просунул свою многозубую пасть через плечи жителей Долины и сказал:
— Лучше спросить, как вы заплатите за нашу помощь.
Хованай выжидающе ждал, и фаэримм повернул пасть в сторону Алусейр.
— Ваш враг – наш враг, — сказал фаэримм. Если ваш союз заключит с нами сделку, в наших интересах будет остановить таяние Высокого Льда. Ваши королевства смогут восстановить свои армии и накормить свой народ. Они снова станут сильными.
Хотя каждая жилка в Галаэроне кричала ему, чтобы он вскочил на ноги и осудил фаэримма как мошенника и лжеца, он знал, что ничего не выиграет от такой демонстрации. Люди поверят, и вполне справедливо, что он всего лишь пытается защитить интересы Эверески, что он заявит об этом независимо от того, можно ли доверять фаэримму или нет. Вместо этого он должен был говорить разумно и заставить людей увидеть ловушки для себя, заставить их понять, что, продавая эльфов, они продадут и себя.
— Ты много обещаешь, — сказал Галаэрон, не в силах сдержать дрожь в голосе, — но я видел магию шадовар, и ее нелегко победить. Если ты можешь сделать то, что обещаешь, зачем тебе вообще нужны люди? Почему твои кузены все еще заперты за теневым барьером?
Вместо того чтобы ответить Галаэрону, фаэримм заставил Морнгрима снова обратиться к Кориану Хованаю.
— Мы поклянемся оставить ваши караваны в покое, даже защитить их, когда это будет в наших силах.
Это вызвало усмешку на губах сембийца, если не на чьих-то еще.
— Ты не говорил о вопросе Галаэрона, — сказал Пьергейрон Паладинсон. — Если фаэриммы могут делать то, что ты утверждаешь, почему же теневой барьер все еще стоит?
— Потому что, как вы сами узнали в Тилвертоне, шадовары – грозные враги, — сказал фаэримм. Нас, свободных, слишком мало, чтобы победить, а те, кто заперт в Шараэдиме, слабы и голодны. Когда теневой барьер упадет, это изменится.
— Это ты так говоришь, — сказал Пьергейрон.
— Так мы докажем, — ответил фаэримм. — Вы знакомы с вершиной Унтриввин, что на востоке от Высокого Льда?
— Там, где возвышаются гробницы — сказал Борг Олмак, мохнатый вождь, посланный варварами с Дороги. — Мы хорошо знаем это место.
Морнгрим кивнул Боргу.
— У подножия горы есть три теневых покрова. Когда барьер падет, мы уничтожим все три в доказательство наших возможностей.
— И все равно мы не сможем прийти к соглашению, — сказала Алусейр. — Эвереска не наша, чтобы торговаться. Разве тебе не подойдет какое-нибудь другое место? Например, Болота Гоблинов.
— Это никчемные пустоши, — сказал фаэримм. — Это, должна быть, Эвереска. Нас не интересуют ваши заброшенные пустоши.
— Тогда, возможно, долина Тун, — предположила Алусейр. — Земли там столь же плодородны, как и в Кормире, и я уверена, что союз готов оказать любую помощь, необходимую для захвата Тёмной Твердыни
— Эвереска.
Алусейр нахмурилась, явно пытаясь придумать какое-нибудь другое место, которое могло бы понравиться фаэримму. Галаэрон знал, что она пытается достичь недостижимого компромисса. Фаэриммы хотели Эвереску по той же причине, по которой они жили в Миф Дранноре: ее мифал. Они нуждались в магии так же, как другие расы нуждались в воздухе, и мифалы, окружавшие оба города, были живыми мантиями сотканной магии. Просить фаэриммов выбрать другое место для жизни было все равно, что просить рыбу поселиться где-нибудь в другом месте кроме воды.
— Эвереска не принадлежит нам, — продолжала Алусейр, все еще пытаясь. — Назови другое место.
— Он не собирается называть другое место, — вмешался Галаэрон, хотя и не сказал почему. Существование мифала было эльфийской тайной, и он больше не испытывал никакого доверия к людям, собравшимся тут, даже к Алусейр. — Когда же вы научитесь? Вы не можете общаться с фаэриммами, только сдаваться им, как трусы, или стоять и сражаться с ними, как воины.
Голова Алусейр резко повернулась, чтобы посмотреть на него, ее глаза были яростными и черными.
— И когда же ты поймешь, эльф, что неразумно называть кого-то трусливой, когда кровь ее народа должна быть пролита, чтобы спасти твой? Не давая возможности ответить, Алусейр взглянула на стражников за креслом Галаэрона и сказала:
— Я уже достаточно наслушалась от него.
Один Пурпурный Дракон прижал руки Галаэрона к креслу, а другой закрыл ему рот поясом. Зловещий голос шепнул Галаэрону, что Алусейр предала его и скрепит сделку, передав его фаэриммам, но он был достаточно мудр, чтобы не сопротивляться. Стальной Регент славилась своим вспыльчивым нравом, и, хотя какая-то часть его души знала, что она никогда не поступит так, как подсказывал голос его тени, он не сомневался, что она без колебаний бросит его в очень глубокую, темную темницу. Алусейр одобрительно кивнула, затем повернулась к фаэримму и сказала:
— Ты собирался назвать место, которое союз может предоставить.
— Эвереска, — снова произнес рот Морнгрима. — Другого места нет. В этом эльф прав.
