— Не смотри на меня так. Я потому тебя и потащил на эту встречу, чтобы ты могла самостоятельно принять решение: едешь ты со мной или остаёшься.
На лице Наташи отразился настоящий ужас, и она замотала головой.
— Нет! Я не останусь здесь без тебя!
Я притянул её к себе, и девушка, уткнувшись лицом мне в грудь, захлюпала носом.
— Спасибо, малышка! Я тоже не хочу оставаться без тебя. Всё будет хорошо... Только подумай ещё и над тем, что обратного пути нет. Это — навсегда. Даже если что-то пойдёт не так, ты никогда уже не вернёшься в этот мир. За тобой не будет государства, на которое ты работаешь, и никто тебя не обменяет на такого же, но вражеского агента-нелегала. И я там буду вовсе не мелким московским миллионером, а таким же, как все, переселенцем. Считай, бомжом...
— Ну и пусть! -обвила она руками мою шею, пряча заплаканное лицо где-то у меня за ухом. — Зато я буду с тобой!
Дав моей (да, именно моей!) женщине успокоиться, я отправил её умыться.
— Нам нужно поговорить ещё на несколько не менее важных тем.
Она вернулась не просто умытая, а какая-то посвежевшая, умиротворённая, будто заново обрела цель жизни
— Раз ты согласна, нам нужно подготовиться. И для этого у нас довольно мало времени, всего три месяца. Но сначала надо решить ещё кое-что. Во-первых, кто мы с тобой друг другу.
Ах, как она сверкнула глазами!!! Но тут же взяла себя в руки и таким же жёстким голосом, как во время своей попытки увольнения, чётко и внятно объявила:
— Если после того, что я пережила за эти две недели, ты мне скажешь «давай останемся друзьями», то я тебя зарежу уже сегодня ночью.
Я расхохотался, отыскал на подоконнике самый бодрый из своих полузасохших кактусов и упал перед сидевшей в кресле Натальей на колено, протягивая ей горшок.
— Что это? — не поняла она.
— Цветок... — пожал я плечами. — Тебе... Любимая, будь моей женой!
Да, порвать шаблон процедуры предложения руки и сердца, изваянный девичьими фантазиями, я сумел. Причём, порвать качественно.
Она принялась растерянно хлопать глазами, вертя в руках горшочек с несчастным кактусом.
— Ты не можешь подобрать слова, чтобы не обидеть меня своим отказом? Говори первыми, пришедшими на ум, я переживу...
— Ты... это серьёзно?
— Абсолютно!.. БЛИН!!!! КАКТУС!!!
Ещё минут пятнадцать мы, бесчисленное количество раз прерываясь на поцелуи, избавлялись от кактусовых колючек, впившихся мне в ухо: когда Наташа бросилась меня обнимать, она совсем забыла о том, что держит мой «букет» в руках.
— Ну, всё, всё! — погладил я девушку по спине, усаживая её поудобнее на своих коленях. — Давай всё-таки решим наше «во-вторых». Что будем делать с твоей учёбой? Мы уже не можем оттянуть переход до защиты твоего диплома, у нас для этого не времени.
— Почему? Нас кто-то торопит?
— Да. Операция по созданию моей... нашей легенды уже фактически завершена, и затягивать с началом следующего этапа нам никто не позволит.
— Легенды?.. Я правильно поняла то, что ты хотел этим сказать?
Ответом был кивок головой.
— А я... тоже элемент этой легенды?
— Нет. Ты была одним из инструментов создания легенды. Пока не стала несистемным фактором, едва не сорвавшим все планы. И до тех пор, пока я положительно не решу с руководителем операции твой вопрос, ты будешь оставаться этим самым несистемным фактором. Но это — чистая формальность, поскольку у меня есть право привлекать к операции любых людей.
— И что это за операция, мне знать не положено... — понимающе вздохнула Наташа.
— Ага. У тебя форма допуска недостаточная.
— А вот с этим ты промахнулся: она у меня первая! — гордо объявила любимая.
— Не ошибся, — срезал я. — Нужна нулевая. Кстати, только за то, что я тебе рассказал, какая форма допуска нужна для получения информации, меня уже могут взять пятую точку...
Наташа уткнулась носом в мою коротко стриженную шевелюру и задумалась.
— Так что, всё-таки, будем делать с твоей учёбой?
— А есть варианты?
— Есть. Либо ты бросаешь учёбу прямо сейчас и в полный рост впрягаешься в подготовку к переходу, либо впрягаешься в подготовку к переходу вполсилы, продолжая получать свои жутко секретные знания ещё пару месяцев. А потом всё равно бросаешь институт.
— Можно, я подумаю до утра?
— А ты уверена, что у тебя до утра будет на это время? — хитро прищурившись, провёл я снизу вверх ладонью по её бедру.
— Ну, тогда до завтрашнего вечера, — томно прикрыла она глаза.
— Тогда последняя проблема, — обломал я весь кайф. — Каким огнестрельным и холодным оружием, специальными средствами, знаниями и подготовкой ты владеешь и в какой степени? Военная юриспруденция и зарубежная юридическая база к знаниям и подготовке не относятся, а про твои английский и испанский я знаю.
— Ещё итальянский и немецкий разговорный. Но первый — значительно хуже испанского и английского, а второй и вовсе кое-как: у нас в Саратовской области немного волжских немцев осталось со времени войны, вот и нахваталась отдельных слов у бывших соседей...
Москва, промзона, 14 октября 1999 года, 11:05
Над решением вопроса своей учёбы Наталье не пришлось думать до следующего вечера. Во второй половине дня она позвонила мне на мобильный и попросила забрать её с вещами из общежития. Выглядела она, когда я приехал, довольно растерянной.
— Меня сегодня вызвал начальник училища и сообщил, что переводит меня на индивидуальный учебный план. На два месяца. По истечении которых мне вручат диплом. Представляешь? Я за всё время учёбы его всего раз пять видела, а тут — прямо к себе в кабинет... А ещё пожелал счастья в связи со скорыми изменениями в семейном положении и попросил, несмотря на это, ответственно отнестись к завершению обучения.
— Примерно этого я и ожидал...
— Ты? Ты хочешь сказать, что это ты его попросил о таком?
— Нет, конечно. Ему не положено знать обо мне. Попросили — точнее, приказали — другие, которым он не имеет права отказать.
— Приказали? Генералу с такими звёздами?
— А ты думала, что мы с тобой в игрушки играем?
— Но я же никогда не думала, что всё будет настолько... серьёзно! Я не готова к такому... Коля, я боюсь! — вцепилась невеста в мою руку. — Ой, мамочка, роди меня обратно!
Вот уже вторую неделю моя будущая жена (мы решили отпраздновать свадьбу скромно, пригласив на неё лишь Наташиных родителей и Деда) приползала вечером домой чуть живая, и мне пришлось восстанавливать свои изрядно подзабытые кулинарные навыки. А в постели, перед тем как заснуть, жаловалась на болящие от стрельбы из пистолета ладони, синяки от автоматного приклада, крепатуру от бесконечных тактических занятий на полигоне. И вовсе не ради того, чтобы «отмазаться» от секса: я-то знал, что ей действительно доставалось по полной программе.
А я... Я, стараясь не привлекать излишнего внимания, переводил личные сбережения в золотые слитки, рассчитывался с кредиторами, закупал радиоаппаратуру на машины. И готовил сами машины для эксплуатации в условиях Нового Мира.
До начала моего романа с Натальей Дед категорически отказывался заводить собственную машину, пеняя на то, что моего «Дакара» нам для наших целей будет вполне достаточно. И лишь после того, как я официально объявил, что собираюсь жениться, и Наташа переходит со мной, завёл разговор о том, чтобы я продал ему свой итальянский УАЗ. Поскольку принимать его в подарок он отказался наотрез, я показал старику в интернете цену на обычный «469-й» того же года выпуска, которую Иван Андреевич мне немедленно выплатил. И теперь гордо катался на собственной машине на работу и домой, восстанавливая навыки вождения.
Правда, за три года моей жизни в Москве «Дакар» пробежал всего тысяч десять, большей частью простаивая в ангаре, арендованном фирмой под склад. А я ездил на более удобной в городских условиях «Хонде-Аккорд». Зато мой любимый «проходимец» обзавёлся за это время более мощным дизелем и обновил трансмиссию на более надёжную импортную. Что в очередной раз подтвердило истину: были бы деньги, а в конфетку можно превратить любую развалюху.
