Так вот она начала что-то кричать и размахивать руками, а наш проводник, только согласно кивал головой и начал обратно вьючить, скинутые было мешки с грузом.
Какого черта? Ругался я про себя, мы целый день прошагали по этой долбанной тундре, голодные, холодные, все искусанные гнусом и какая-то сумасшедшая старуха смеет нас гнать черт знает куда, да проводник еще хочет вести караван дальше на ночь глядя.
И как только я увидел эту старуху, то из глубин моей памяти всплыли кошмары моей молодости, и весь гнев и вся моя ненависть вывалились на эту бедную женщину, напоминающую мне мою прежнюю домомучительницу во времена моей учебы в Оксфорде, плюс усталость и комары сыграли со мной злую шутку. Меня понесло, проводник пытался меня остановить и о чем-то предупредить, но как говориться, Остапа понесло и мои уста начали изрыгать такой мат, что рядом стоящие девушки позакрывали уши.
А женщина, стоящая рядом, удивленно замолчала и только качала головой и смотрела с таким выражением лица на меня, будто букашка проснулась и заговорила.
Мои гневные инсинуации длились минут двадцать, после чего я выдохся и замолчал.
— Ты еще меня найдешь — сказала она — и твои грязные уста замолкнут навсегда.
После чего молча вошла вовнутрь чума и больше не выходила. А проводник, подойдя к начальнику экспедиции, начал что-то быстро говорить и показывать на меня рукой.
Некоторое время спустя, меня подозвал к себе Олег Анатольевич и сказал
— Евгений Викторович! Мы должны немедленно снятся и найти другое место под привал. Женщина, которую вы оскорбили, это шаманка и проводник говорит, что вы своим поведением навлекли на нас ее гнев, и поэтому нам надо немедленно отсюда уйти.
— Чихать я хотел на предрассудки каких-то проводников — возмутился я.
Но дальнейшее мое возмущение прекратил Кремнев.
— В противном случае, проводник сказал, он собирается и немедленно уходит обратно домой. Вы найдете дорогу в тундре и сможете нас довести на место? — насмешливо спросил меня профессор.
И тут я сдулся, буркнул что-то и обреченно пошел собираться идти дальше…
Протопали еще киллометров пять, пока не нашли место с ручьем, вода была вкусная и до того холодная, что аж зубы ломило.
Едва успели собрать хворост, как сразу же стемнело. Когда запалили костер, решили ужин не готовитть, а поесть в сухомятку, только обязательный горячий чай.
без него в тайге или тундре нельзя.
Когда мне проводник выдавал банку тушенки и хлеб, все время на меня косился.
Палатки тоже по темноте не стали разворачивать, после ужина и чая, все залезли в спальнике и мертвецки уснули, я не был исключением.
Утром один раз проснулся и выглянул наружу, весь спальный мешок покрылся инеем, а вокруг лег такой густой молочный туман, что на расстояние вытянутой руки ничего не было видно.
Ай, так не хотелось вылезать в такую дубарину, что я юркнул обратно в спальник и опять заснул, если что меня начальник расстолкает.
Проснулся, когда туман уже начал постепенно рассеиваться под встающем над горизонтом солнышком.
Странно, почему такая тишина? Почему никто не звякает посудой и почему с утра не галдят бабы, они как гагары на птичьем базаре каждое утро переругиваются между собой, кто моет посуду и готовит завтрак. Вот ептыть дисциплинка, распустил их всех профф. А щас тишина и мертвые с косами стоять.
— Эй! Есть кто живой — нет правда — хватит шутить! Время для шуток еще не пришло. Аууу!
А в ответ тишина. Не, так дело не пойдет и я решительно выпростался из своего спального мешка. Надел холоднющие берцы и накинув куртку прошелся по нашей стоянке. Странно никого не было. Следы были и от костра, и от отхожего места, а людей и оленей никого. Они, что меня забыли или специально бросили, а?
Нет, спецом меня не могли бросить, батя потом из начальника-экспедиционера всю душу вытрясет, если я не вернусь со всеми. Хм, интересно тогда что?
Что все это наколдовала шаманка, я до сих пор не верил. Нет у нас магии и точка.
Ходил, бродил, но делать нечего надо идти по следам.
Вылил из фляги старую воду, набрал новую и закинув на плечи рюкзак, со скатанным спальником, потопал последам оленей, на фоне свежей весенней травы они были видны очень четко.
Помню шел четко по следам оленей, в какой момент их потерял выбило из головы.
Кружил, кружил, но так следы и не нашел, мистика!
Делать нечего, выбрал примерное направление и по наитию пошел вперед. Шел целый день не останавливаясь, только глотал воду из фляжки.
К вечеру, уже почти начало темнеть подошел к какому-то озеру, быстро насобирал хворост и запалил костер. Целый день ничего не ел, поэтому достал из рюкзака НЗ и как бы не хотел есть, разделил его ровно наполовину. Поужинав половинным сухпаем, развернул спальник и заснул как убитый.
Проснувшись утром, моему удивлению не было предела. Я всю ночь спал на берегу прозрачного озера, почти рядом с чумом шаманки. Из его вершинки по прежнему вился дымок, а она спокойно сидела на чурбаке и покуривая трубку, спокойно смотрела на меня.
Я не долго думая, быстро свернулся и пошел по нашим бывшим следам к ручью.
Ручей нашел без проблем, там так же был виден пепел от нашего костра и следы стоянки. Олений след четко указывал направление на Север.
Я опять как и вчера пошел по следам экспедиции и шел без остановки целый день, пока вновь их не потерял.
Опять стемнело, я не стал собирать хворост, а добив до конца сухой паек, залез в спальный мешок.
Утром проснувшись я опять увидел это же озеро и одинокий чум, только на этот раз я не дошел до него каких-то двести метров.
Вот теперь я действительно стал опасаться за свою психику. Про такое я слышал, что это черт водит или леший. В моем случае этим самым лешим выступает оскорбленная мной шаманка.
Но я, как дисциплинированный и ярый атеист не хотел верить своим глазам и вновь поперся на свою старую стоянку, не заходя в чум.
Так продолжалось долго. Я ходил по кругу уже четвертые сутки, ослабев от голода и усталости. По пути хотел кого-нибудь добыть, но куда мне городскому жителю, изнеженному цивиллизацией добыть зайца или на худой конец тушканчика, хотя нет тушканчики это в пустыне, а здесь их называют лемминги.
На четвертое утро я все же решился зайти в чум к старухе. И пересиливая себя попросил поесть.
Она в это время варила какую-то похлебку и налив мне в глинянную чашку горячего варева протянула его мне. Я обжигаясь и урча от голода просто за секунду выпил содержимое плошки и вытирая губы обратно отдал посуду. Она молча налила еще и протянула мне.
