Гонвалон подошел к платформе, ведущей к темному сердцу базальтовых скал. Теперь он вдыхал тот пьянящий аромат, который так тяжело было облечь в слова. Запах слегка напоминал сандаловое дерево, только был еще более чистым. Без налета разложения и гнили, который был, казалось, присущ всем остальным ароматам — после того, как ты вдохнул запах дракона. Может быть, подумал эльф, это налет бессмертия.
Гонвалон ступил на платформу. Она была настолько широкой, что по ней, пожалуй, безо всяких усилий могли бы подниматься все семь змеев одновременно. Пол был гладким, как зеркало, скользил под его мокрыми кожаными подошвами, отполированный чешуей огромных тел, спускавшихся по ней в пропасть под утесами.
Платформа вилась становившейся все уже спиралью, устремляясь к золотому свету в самом ее конце. Она напоминала внутренности расколотой раковины улитки. Эльф почувствовал мелодичный голос своего хозяина, несмотря на то что слышать его пока не мог. Каждый раз, когда наставник говорил с ним, это затрагивало все его чувства. Голос звучал одновременно глубоко внутри головы и в сердце, пронизывающий и волнующий.
Впрочем, он не мог разобрать слов, поскольку они были обращены не к нему. К Золотому вызвали кого-то еще. Его спутницу в предстоящей миссии? Сердце забилось быстрее. Эльф почувствовал укол ревности. Обычно первым был он. Порядок вызова свидетельствовал о важности. Неважные, подручные, всегда входили последними. Может быть, его звезда вот-вот закатится?
Гонвалон твердым шагом спускался по спирали навстречу свету. Когда последняя часть пути осталась позади, голос, не облеченный в слова, умолк, и его охватила грусть. Право слушать радужных змеев создавало чувство причастности ко всему. Как будто весь Альвенмарк представлял собой одну огромную, идеальную мозаику, где у каждого камешка было свое место. Однако он понимал, что некоторые камешки важнее других.
Его мучили сомнения. Что же случилось? Почему Золотой перестал звать его первым? Может быть, умерли слишком многие из его учениц? Он спешил вперед, со все нарастающим чувством тревоги. Давящую тишину нарушал только звук его шагов по скользкому полу. Гонвалон с горечью осознал, что с тех пор, как посвятил себя драконам, он лишился семьи. Следовавший зову небесных змеев принадлежал им целиком и полностью.
Внезапно от стен отразилось эхо чужих шагов. Быстрых шагов, несмотря на то что они вели наверх. Гонвалон некоторое время боролся с собственным любопытством, а затем поглядел на нижние витки спирали. Однако яркий медовый свет, поднимавшийся снизу, слепил глаза. Эльф чувствовал, что Золотой знает о его поступке. Немного было того, что оставалось сокрытым от великих драконов. Они могли читать в душе, когда ты приближался к ним достаточно близко.
Гонвалон пристыженно отпрянул. Подобное поведение недостойно драконника. Хоть он и отверженный для своего народа, но ведь в то же время и избранный. Его понимание Альвенмарка превосходило понимание всех тех, кто оставался со своей семьей, намного превосходило. Парящий наставник открыл его Незримое око. Теперь он видел потайной мир. Все живое, даже каждый камень представали перед ним в новом свете. Он освоился с необузданной силой, присущей всему. Разрушительной силой, если воспользоваться ею неправильно. И в то же время силой, дарившей безграничную радость. И силу!
Гонвалон сделал выдох, пытаясь обрести внутреннее равновесие. Он сердился на собственную несдержанность, ведь, зная свои слабости, он слишком часто шел у них на поводу.
Теперь шаги звучали совсем близко. Он опустил голову, а когда поднял взгляд, испытал боль при виде того, кто был призван к Золотому раньше него. Талинвин! Ее приняли в ряды избранных совсем недавно. Три года она была его ученицей, он научил ее всем приемам убийства клинком. Талинвин была очень талантлива и временами чересчур тщеславна.
Гонвалон оценивающе оглядел ее. Казалось, Талинвин лучится изнутри. Она улыбнулась ему. Ее закрытое темно-зеленое платье с золотой вышивкой идеально гармонировало со сверкающей изумрудной зеленью ее глаз. Белокурые волнистые волосы обрамляли узкое лицо. За спиной у нее был пристегнут Смертоносный. Массивный двуручный меч с широкой крестовиной казался слишком большим для миниатюрной эльфийки. Гонвалон не советовал ей пользоваться этим оружием, но та только смеялась. После принятия в ряды драконников каждый воин мог выбрать в оружейном зале клинок, которым собирался сражаться в будущем.
Даже сейчас Гонвалон разглядывал меч Талинвин со смесью неодобрения и ужаса. Во время тренировочных боев эльфийка трижды ранила его этим клинком. Все раны были легкими, но каждая из них означала унижение. Нечасто бывало, чтобы ученица ранила своего учителя! Ловкость Талинвин в обращении с огромным клинком принесла ему не одно колкое замечание от других мастеров Белого чертога.
Гонвалон знал все истории о Смертоносном. Оружие было проклято, несмотря на то что никто не говорил об этом в открытую. Каждый, кто избирал этот меч, прославлялся своими героическими поступками. И никто не пережил свой выбор больше чем на три года. Смертоносный делал честь своему имени. Дробил врагов с силой драконьих когтей. Говорили, что когда-то его создал сам Золотой, чтобы убить им девантара. Гонвалон считал, что это лишь слухи, однако его не оставляло чувство, что клинок пропитан темной магией, не присущей созданному альвами.
— Лиувар, — приветствовал он Талинвин, хорошо осознавая ироничность момента. Желать ей мира, с учетом этого меча за спиной эльфийки, было равнозначно насмешке.
— Лиувар, — весело ответила она. — Ты выглядишь бледным.
Гонвалон с трудом взял себя в руки. Сделав несколько вдохов, он снова овладел собой. Две луны тому назад она его оставила, нехорошо посмеявшись напоследок. Сущая змея! Когда она пришла к убеждению, что уже не сможет ничему у него научиться, то обернулась против него. Три года они делили ложе. Он сознавал, что учителя не должны так общаться со своими ученицами, остальные тоже предупреждали насчет нее. Но он отбросил прочь все советы.
Он любил ее.
Только в последние дни он осознал, насколько однобокой всегда была их любовь. Их последний поединок превратился в дуэль не на жизнь, а на смерть и закончился без кровопролития только потому, что между ними встала Айлин. Ведь Айлин не противоречили. Она была самой опытной воительницей из драконников Белого чертога.
— У меня миссия, достойная мастерицы меча. Ты услышишь об этом, — прошептала Талинвин, проходя мимо него. Она даже не пыталась скрыть испытываемое ликование. — Я пойду туда, где еще не бывал ни один эльф.
