Нет, ничего не произошло. Ровным счетом ничего. И в записке тоже не было никаких особых признаний. Всего лишь две формулы светской вежливости. Но каждое слово, выведенное неустойчивым почерком Овель, каждый ее жест во время их бессмысленной болтовни в публичных садах, говорили арруму: «Я хочу тебя, человек с льняными волосами; хочу алчно, бесстыдно и неутолимо».
Тогда Эгин не посмел даже коснуться подола платья госпожи Овель краем своего плаща. Не посмел даже улыбнуться ей так, как мужчины улыбаются женщинам. Не набрался самоубийственной смелости попросить у нее что-то на память. Платочек, веер или еще какую-нибудь ерунду. Но, покидая госпожу Овель исс Тамай, продолжившую любование лебедями в публичных садах, Эгин чувствовал себя так, как, верно, чувствует себя человек, свершивший Крайнее Обращение.
Он чувствовал себя прелюбодеем. Преступником. Обреченным. И даже ссылка казалась ему теперь лучшим исходом. Ибо водить шашни с женой гнорра Свода Равновесия – это все равно что пытаться печь кренделя в священном огне Жерла Серебряной Чистоты.
x 10 x
Между тем, гнорр требовал от Эгина служебного рвения.
Во-первых, Эгин должен был установить, кто убил рах-саванна и расправиться с убийцей по всей строгости варанских законов, но с учетом местных предпочтений. Последнее значило, что Эгин может казнить виновного через отсечение головы, если тот окажется благородным, через удушение, если тот окажется выходцем из среднего сословия, или же через голодную яму, если тот окажется кем угодно еще. Но, с другой стороны, чтобы кара не казалась легкой, а назидательность – неполной, Эгин мог, например, устроить местному люду потеху в соответствии с устоявшимися вкусами. Например, привязать убийцу за руки и за ноги к норовистым коням и поддать им по бокам плетью.
А, во-вторых, Эгин должен был пристально следить, нет ли в уезде Медовый Берег таких, кто балуется запретными Вещами и Писаниями, кто верит в Отраженных или Звезднорожденных, кто соприкасается с Измененной тканью бытия или пестует Измененных тварей. Это как всегда. Но было одно, как бы совершенно незначительное добавление.
Один подозрительный в уезде Медовый Берег почти наверняка имелся и гнорр – надо же! – знал, как его зовут.
Если с обычными преступниками Эгину рекомендовалось расправляться на месте и со всей возможной «справедливостью», то человека по прозвищу Прокаженный гнорр велел беречь, не допекать, но лишь держать в поле зрения. А для того, чтобы держать его в поле зрения, нужно было по меньшей мере найти его. И, главное: найдя жилье Прокаженного, Эгину было предписано открыть медальон, выданный ему гнорром со строжайшим запретом пытаться вскрыть сию изящную вещицу прежде времени. «Впрочем, – пожал плечами Лагха, – медальон все равно не откроется; но сломать его можно; и если вы, Эгин, его сломаете или потеряете – я убью вас как государственного преступника.»
– Прокаженный? Да чур вас, милостивый гиазир! Про этого лучше забудьте. А то как язвы по лицу пойдут, так ни одна девка к вам и за лигу не подойдет! Или вот он может скотину уморить. Только взглянет на нее – и все, копытами кверху брык! – прошептал градоуправитель Вица.
Судя по крупным каплям пота, выступившим у него на лбу, он действительно верил в то, что говорил. Редкий случай для градоуправителя.
– А он действительно болен проказой? – поинтересовался Эгин, следя краем глаза за певчим дроздом с подрезанными крыльями, любимцем градоуправителя. Тот расхаживал по столу, нахохлившись, и казался очень недовольным.
– А Шилол его разберет. Кто его видел, так он, милостивый гиазир, все в тряпье таком и с колпаком на голове, только одни прорези для глаз. Чего он там скрывает – может, болячки, а может уши какие ослиные… Тут уж я не скажу. Не видел. Вот попомните мои слова, это он нашего голубка порешил… – Вица закатил глаза к потолку и страдальчески сложил руки на толстом животе.
«Нашего „голубка“! Пожалуй, Гларта так ни одна девка не сообразила бы назвать!» – фыркнул про себя Эгин. Нет, кем бы ни был этот Прокаженный, он займется им после…
Но не успел Эгин сказать Вице какую-нибудь утешительную глупость, как земля под ногами задрожала, словно бы во глубине недр пробежал тысячеголовый грютский табун. Певчий дрозд затрепыхал крыльями и спрыгнул со стола с беспомощным писком.
– Опять… – сказал Вица, вытаращив глаза на дрозда.
– Что «опять»?
Эгин насторожился. Вица живет в Вае по его словам пятнадцать лет, а к землетрясениям еще не привык. А дрозд? Этого что – первый раз трясет, что ли? Чего это у Вицы такая перепуганная рожа?
– Что «опять»? – с нажимом повторил Эгин.
– А Шилол его знает! – отвечал Вица, до крови закусив нижнюю губу.
Певчий дрозд бесновался на полу, мечась из угла в угол и подметая крыльями пол. Клекотал, клевал землю, бешено вертел своей глупой головой. «Все в этой сраной Вае какие-то нервные, даже птицы», – заключил Эгин в немалом раздражении.
x 11 x
С чего начать поиск убийцы Эгин решил быстро.
Тот, кто отрезал Гларту руку и вырвал сердце, оказал Эгину одну услугу. Он отрезал именно левую руку с Внутренней Секирой. Плоть может сгнить. Ее можно сжечь, разрезав на кусочки. Скормить червям или свиньям. Но вот Внутреннюю Секиру с Сорока Отметинами Огня не переплавить и не уничтожить. Ее можно только Изменить. Но сделать это так, чтобы ее не смог отыскать пес, выпестованный Опорой Безгласых Тварей, очень и очень сложно. Пес едва ли найдет отрезанную не то чтобы вчера руку. Но вот Секиру он найдет.
– Найде-ет, – заверил Эгина Есмар с авторитетным видом бывалого шарлатана. – Если только она вообще на Медовом Берегу. Вначале будем искать в городе, затем на Сером Холме, потом в Кедровой Усадьбе.
– Начнем сегодня же, – сказал Эгин, окидывая Есмара взглядом ретивого служаки.
– Да хоть сейчас, – покладистый Есмар с готовностью вскочил. Тут же, откликаясь на хозяйский свист, в двери показалась узкая и хищная морда Логи.
«Ушлая гадина», – Эгин невольно поморщился от отвращения. Однажды такие вот кобели вроде Логи едва не сожрали его заживо в трех минутах ходьбы от собственного дома. А в другой раз он видел, как такие же, только чуть более изощренные питомцы Опоры Безгласых Тварей, штурмовали крепость смегов. Они упорно лезли вверх по отвесным стенам, как если бы были ящерицами. Да… Если они умеют такое, то найти какую-то там Секиру для них должно быть, как для людей высморкаться.
x 12 x
Они прошли по городу вдоль и поперек, останавливаясь у каждого дома, но Лога был спокоен, словно каменное изваяние.
Затем они направились к Серому Холму. Тот был ближе к городу и потому решили начать с него. Была и еще одна причина. Серый Холм со слов градоуправителя представлялся Эгину средоточием мерзости и порока. И действительно, на это намекало все – начиная от зловещей архитектуры и оканчивая лицами крестьян. Злыми, сосредоточенными, неприветливыми. Отчего бы им и не убить рах-саванна просто так, из врожденной кровожадности, которой, казалось, дышит Серый Холм?
