— Но здесь-то все на виду! — воскликнул Нехлад. — Вот перевал, вот два пика, о которых упоминают летописцы…
— Не все, однако же!
— И вот городище, — закончил Нехлад. — Что тебе еще нужно?
— Мне-то? Да только уверенность, а для этого надо не пронестись галопом по неведомой земле, а каждую кочку осмотреть, в каждую дыру заглянуть. Только тогда можно будет сказать: вот это, по всей видимости, Хрустальный город…
— Кручина, твое дело — очертания земель зарисовывать, вот им и занимайся, — оборвал Нехлад, закидывая мешок за спину. — Идемте!
Он зашагал, чувствуя, как заливает лицо краска стыда. Как-то остро вспомнилось, что, несмотря на мужские лета, по сравнению с любым в отряде он еще мальчишка. Да нет, даже не в том дело… Просто отец никогда бы не позволил себе такого. Владимир умеет поставить на место, за дело попрекнуть, но никогда не унизит.
Нехлад остановился и, тихо ненавидя себя за мальчишество, повернулся и сказал:
— Прости, Кручина, если обидел тебя. Не хотел.
— Все ладом, — кивнул тот, сворачивая набросок. — Я знаю, как для тебя важен этот город.
Хрустальным городом Нехлад бредил еще в родной Сурочи. Оно и понятно: пытаясь отыскать хоть какие-то сведения о Безымянных Землях, не прослышать о нем невозможно. К сожалению, кроме отрывочных упоминаний летописи разных времен и народов сохранили только неясные намеки. Присутствовала в них какая-то зловещая тень, но даже предания лихов и те рядом с ними казались внятнее.
Отыскав Хрустальный город, Яромир, по меньшей мере, утер бы нос болтунам из Княжьего Книгохранилища, которые горазды были только изобличать древних авторов во лжи и ловить их на противоречиях.
— Не будем же медлить, — сказал Нехлад. — У нас впереди еще много трудов, идемте скорей.
А Ворна как бы случайно замешкался и, когда никто не видел, подойдя к Яромиру, тихо шепнул:
— Молодец, Нехлад.
* * *
— А отчего город Хрустальным назвали? — спросил Езень. — Никакого, по правде, хрусталя тут не видно.
Ответил Радиша:
— Так прозвал его Диарун Темрийский, который дал самое полное описание. Именно он рассказал о перевале и двух горных пиках, хотя не привел их имен.
— Некоторые авторы, например, говорят о Гард-а-Хассрик, по-нашему это будет «Город у подножия ледяной горы», — добавил Нехлад.
— Это северяне, которые называют хрусталь «ледяным камнем», — пояснил Радиша. — Впрочем, их порой не поймешь: скажем, «хассек», то есть «ледок», у них означает еще и алмаз.
— Но это хотя бы похоже на название Диаруна, — сказал Нехлад. — Зато южане, тот же Хаариман, наперебой твердят о Золотом городе, только пишут о нем невесть что. Другие говорят — Тайный, или Потаенный, и уже с чистой совестью заявляют, что ничего о нем сказать и нельзя: тайна же!
— А это точно все об одном городе? — спросил Езень с прозорливостью, пожалуй неожиданной для человека, который и про Диаруна, и про «того же» Хааримана слышал впервые в жизни.
— Никто точно не знает, — ответил Кручина. — Общее в их повестях одно: был некогда великий город, а потом его не стало. Может, и о разных городах речь. Мало ли их было под небом…
Езень задумался над чем-то, и дальше походники шагали в тишине. Стало вдруг ясно, что долина не располагала к разговорам. Лишь издалека руины внушали трепет величием печальной памяти. Вблизи они скорее пугали…
Что-то недоброе проступило в грудах камней, которые словно из последних сил старались приподняться над землей. В болезненно искривленных деревьях, чьи узловатые корни медленно дробили остатки стен. В лохмотьях седого мха, затягивавших едва различимый рисунок древней кладки.
В самом воздухе этого места…
Сердце города еще сопротивлялось натиску веков. Точно некая сила оберегала его, отпугивая всесокрушающий лес. Здесь даже плодородной почвы нанесло заметно меньше, и потому еще виднелось озерное ложе (вблизи стало заметно, что некогда его обрамляли резные каменные плиты), кое-где в изломах гранита можно было различить бывшие мостовые. А в дворцовой ограде даже сохранилась половина могучей башни.
И здесь бросилось в глаза то, что прежде трудно было заметить под зарослями.
— Огонь! — ошеломленно воскликнул Торопча, остановившись подле остатков одной из стен, что едва доставали ему до колена. — Боги свидетели, да ведь тут бушевал огонь… и какой! Камни текли…
Бочар вскарабкался на почти сровнявшуюся от времени груду камней и поднял мутный серый булыжник.
— Вот тебе и хрусталь, — сказал он, бросая находку Ворне. — Гляди: остекленел от жара!
— Точно, — подтвердил Езень, пройдя дальше вдоль стены. — Все спеклось.
— Жуткое место, — пробормотал Торопча, отступая. — Может, не так уж и неправы лихи?
— Лихи ничего не знают про город, — твердо заявил Нехлад. — Они пугают друг друга именем равнины. А здесь не столько страшно, сколько… печально.
Да, печаль. Скорбь. Как во сне…
— Булатыч!
Нехлад вздрогнул, обнаружив, что стоит, крутя в руке кусок мутного серого стекла, некогда бывшего камнем, и невидяще смотрит на башню, которая дерзко вздымала к небесам когти неровного скола.
— Ты что, Булатыч?
— Просто задумался. Вон та башня — надо ее осмотреть.
— Есть ли прок ноги ломать? — усомнился Радиша. Кручина поддержат молодого боярина:
— Мне с возвышения осмотреться надо. Очерчу долину.
— Вечереет, — негромко сказал Ворна воспитаннику. — Не след здесь на ночь оставаться, Булатыч.
— Ну так поторопимся.
Однако сказать легче, чем сделать. Неведомая огненная смерть жестоко изломала город. Ближе к окраинам лес сглаживал изломы, вокруг дворца же кольцом тянулся погребальный венчик руин — некуда ногу поставить. Почти час убили на этот отрезок пути, пока не сыскалась пригодная тропка.
Солнце скрылось за верхушками гор. Ночь была еще не близко, но в долине заметно потемнело.
Яромир ни на что не смотрел. Его влекла к башне необъяснимая уверенность, что там он наконец вспомнит свой сон в точности.
Наконец они приблизились к дворцовому холму. На вершину подниматься не стали, Кручине достало и того, что он прошелся вдоль склона, замеряя с помощью нехитрого прибора угловые расстояния между приметами долины.
Остальные осмотрели край развалин, и Бочар отыскал на обломке колонны часть уже знакомого изображения — должно быть, человек или бог с лепестком огня был покровителем города.
А Нехлад приблизился к башне.
Сейчас он совсем не был уверен, что сказал правду, когда уверял, будто руины навевают печаль, а не жуть. Он действительно вспомнил свой сон. Целиком, включая те детали, которых так и не понял.