Билли подбежал и открыл входную дверь;
— Пусть идут, Чарли! Им куда-то нужно, притом спешно. Наверное, они хотят проверить, не началось ли то, о чем они говорили.
С очередным взрывом дружного мурлыканья Огнецы кинулись в отворенную на улицу дверь; три язычка пламени тут же поглотил кружащийся снег.
— Но они ровным счетом ничего не объяснили, — жалобно проворчал Чарли.
— Они объяснили. Они… — возразил Билли. Но больше он ничего не успел сказать.
— Что все это означает? — грянул голос с верхней лестничной площадки.
Бабушка Бон в дневное время являла собой не слишком приятное зрелище, а уж после полуночи выглядела и вовсе кошмарно: тощее тело завернуто в серый лохматый халат, большие ступни впихнуты в зеленые клетчатые шлепанцы, с плеча свисает длинная белая косица, а желтоватое лицо украшают белые пятна крема.
— Привет, бабушка, — только и нашел что сказать Чарли.
— Не дерзи! — Бабушка была не из тех, кто любит веселиться по ночам. — Почему вы не в постели?
— Мы очень захотели есть!
Она начала спускаться.
— Вздор! Я слышала, как орали коты.
Что бы Чарли ни говорил, бабушка все считала ложью.
— Они были на улице, бабушка, — поспешил соврать Чарли.
Она остановилась и вгляделась в полукруглое окошко над входной дверью.
— И что это за снег? Ненормальный какой-то.
Вот в этом она была права. Действительно, в крутящихся снежных хлопьях было что-то необычное, но Чарли не смог бы объяснить, что именно.
— Он холодный, белый и мокрый. Чего тебе еще надо от снега? — выходя из кухни, возразил дядя Патон.
— И ты здесь! — окончательно рассердилась бабушка Бон. — Почему ты не отослал мальчиков в постель?
— Потому, сестрица, что они проголодались! — повышенным тоном ответил братец. — Иди в постель, Гризелда.
— Не смей мне приказывать!
— Ну, как хочешь. — Патон не спеша вернулся в кухню.
Какое-то время бабушка Бон еще постояла на лестнице, глядя вниз, на Чарли.
— Я только налью в стакан воды, бабушка, и мы сразу отправимся спать. Правда, Билли? — обратился он к товарищу.
— Конечно-конечно. — Сироте Билли наблюдение за странным, постоянно ссорящимся семейством Чарли казалось бесконечно увлекательным. Он многозначительно кивнул бабушке. — Обещаю.
Бабушка Бон с сомнением хмыкнула и, шаркая тапочками, отбыла в свою комнату.
Коты уже пересекли город и теперь легко преодолевали сугробы, которые намело под стены академии Блура. Они миновали башни, стоявшие по обе стороны от входа, и продолжили путь вдоль здания, пока не добрались до его конца, где начиналась высокая каменная стена. Коты без особых усилий перебрались через нее и оказались на снежном поле. Неподалеку высились руины древнего замка.
Теперь коты двигались осмотрительно, держа ушки на макушке. Они осторожно пробирались по белому полю, а потом услышали крики.
— Дурак, я знаю, что это сделал ты, но меня этим не остановишь! — истошно вопила женщина. — Думаешь, я не справлюсь с каким-то снегом?
Коты подкрались ближе. Через темную арку они увидели во дворе замка темную женскую фигуру, чуть не с головой зарывшуюся в снег. Женщина что-то раскачивала, тянула и дергала, кряхтя и даже постанывая. Внезапно она извлекла из снега большой плоский камень и отбросила его в сторону.
Потом женщина что-то подняла с земли и с ликующим воплем вскинула кровоточащие руки в снежный воздух:
— Мое! Мое!
Земля легонько вздрогнула — не очень заметно, но этого было достаточно, чтобы вселить страх в каждую живую душу в округе. Проснулись и беспокойно защебетали птицы, лихорадочно засуетились грызуны в поисках укромного местечка, в морозном воздухе разнесся заунывный собачий вой.
Тревожно блестя глазами, Огнецы следили за действиями незнакомки. Вот она выбралась из развалин. Не отряхнув от снега подол черного пальто, светя себе раскачивающимся на ледяном ветру фонарем, она добралась до дверей большого серого здания академии Блура и исчезла там. Спустя некоторое время в одном из верхних окон загорелся свет.
Коты смотрели на светящееся окно. Они опасались самого худшего.
А женщина стояла перед портретом Алого короля в золоченой раме, освещая помутневшую, потрескавшуюся от старости живопись.
— Теперь оно у меня, — шептала она, но шептала явно не королю.
Женщина извлекла из складок одежды некий предмет, походивший на ракетку для пинг-понга, но сделанный из металла.
Король смотрел с портрета темными загадочными глазами, золотой обруч блестел на черных волосах, а красный бархат плаща казался совсем настоящим.
Женщина качнула загадочным предметом так, чтобы на него попал свет фонаря, который она держала в другой руке, и внезапно яркая вспышка осветила живопись. За плечом короля можно было разглядеть тень, которая после вспышки внезапно начала выделяться, принимать более четкие очертания, становиться рельефнее.
— Пробудитесь, милорд, — с тоской в голосе убеждала женщина. — Я нашла зеркало Аморет!
Тень медленно зашевелилась. Вот она выскользнула из-за плеча короля и двинулась вперед, ближе, ближе.
Женщина задыхалась от возбуждения. Фонарь в ее руке закачался, таинственный предмет опять блеснул, свет на картине заплясал и ярко вспыхнул. Портрет сорвался со стены и рухнул на пол. Женщина вскрикнула.
Тень поднялась над портретом и направилась к ней.
Густой звон часов кафедрального собора поплыл над городом, и мальчик на холме опустил руки.
— Целый час! Да хватит! — Он вздохнул, потом зевнул.
Тающее облако белых хлопьев удалялось от холма. Снегопад, настоящая пурга, постепенно стихал. Через несколько минут небо очистилось, на черном его бархате зажглись звезды.
Танкред, склонив голову, оценивал результаты своей работы: тишина, белые крыши, заснеженные улицы, заснеженные провода, паучьей паутиной растянутые над городом.
— Для первого раза неплохо! — весело признал мальчик.
Он отряхнул рукава, и несколько снежинок опустились на его домашние тапки.
Танкред удивился: оказывается, он забыл обуться! Хотя что ж тут удивляться, если за котами он побежал, еще до конца не проснувшись… До сих пор он даже холода не замечал, зато теперь его затрясло. Возвращаться домой пришлось тоже бегом. Он несся рысью по узкому переулку, иногда на ходу подскакивал и обеими ногами одновременно смачно ударял в землю. Эту привычку он приобрел недавно, и она очень забавляла его друзей.
К тому времени когда Танкред добрался до своего дома с тремя башнями, раскатистый отцовский храп стал совершенно неистовым. Оба Торссона, и старший и младший, были повелителями погоды, и Танкред с удовольствием предвкушал, как они с отцом будут обсуждать сегодняшний снег.
