Джерин бросился вперед, чтобы покончить с Эйнгусом. Но трокмэ уже вскочил на ноги и устремился ему навстречу.
— Твой череп будет отлично смотреться на моих воротах, — крикнул он.
Затем их клинки скрестились, полетели искры и времени на слова не осталось.
Рубя наотмашь и справа, и слева, Эйнгус рвался вперед, пытаясь сокрушить своего менее крупного соперника первым же натиском. Джерин отчаянно отбивался. Если бы хоть один удар трокмэ достиг цели, его развалило бы пополам. Когда меч Эйнгуса воткнулся в край его щита так глубоко, что на какой-то момент застрял там, Лис воспользовался представившейся возможностью и сам сделал выпад. Эйнгус отбил удар кинжалом, зажатым в левой руке. Свой кровавый трофей он потерял, когда колесница перевернулась.
Варвар рубил без устали. Меч в руках Джерина становился все тяжелее, его истерзанный щит превратился в кусок свинца, висящий на руке, а сила Эйнгуса только прибавлялась. Несмотря на кровоточащие раны под подбородком и на руке, его напор не ослабевал.
Бум! Бах! Очередной удар разнес щит Лиса в щепки. Следующий прошел через доспехи и достиг плоти: ребра обожгло. Он застонал и опустился на одно колено.
Думая, что разделался с ним, трокмэ навис над Джерином, мечтая заполучить его голову. Но с Джерином еще покончено не было. Он послал меч вверх, вложив в удар всю свою силу. Острие вонзилось в горло Эйнгуса. Казавшаяся совсем темной в сумерках, из раны фонтаном брызнула кровь. Трокмэ упал, напрасно сжимая шею обеими руками.
Барон с трудом поднялся на ноги. К нему подошел Вэн. На его предплечье зияла свежая рана, но с его булавы тоже капала кровь и мозговая жидкость, а лицо расплывалось в улыбке. Размахивая окровавленным орудием, он закричал:
— Эй, капитан! Мы разделались с ними!
— И ты надеешься уйти от меня целым и невредимым?
Джерин резко поднял голову. Голос трокмэ звучал где-то рядом, но единственным северянином в радиусе пятидесяти ярдов от них был тощий возница Эйнгуса. Без оружия и без каких-либо доспехов под промокшей одеждой, он, однако, направлялся к ним с самоуверенностью полубога.
— Не подходи, глупец, — предупредил его Джерин. — У меня нет ни малейшего желания убивать безоружного.
— Тогда тебе не о чем беспокоиться, дорогой южанин, поскольку это я стану для тебя смертью, а не наоборот.
Ударила молния, и Джерин мельком увидел бледную кожу северянина, туго натянутую на черепе и скулах. Словно на барабане. При вспышке в глазах незнакомца, как у кошки, блеснули зеленые огоньки.
Он поднял руки и заговорил нараспев. Раздался звучный, гортанный призыв, предваряющий заклинание. У Джерина кровь застыла в жилах, когда он узнал волшебный язык сонных речных долин древней Кидзуватны. Он знал этот язык и понимал, что его никак не могли знать самодовольные лесные разбойники.
Трокмэ опустил руки, воззвав:
— Этрог, о, Люузантияс!
И перед ним возникло чудовище из кромешного ада востока. Ноги, торс и голова — человеческие, а лицо даже можно было назвать мрачно-красивым. Смуглое, с орлиным носом, гордое, борода завитками ниспадает на широкую грудь. Но вместо рук у чудовища были жуткие клешни скорпиона, а из основания позвоночника рос длинный хвост, на кончике которого поблескивало ядовитое жало. С ревом, похожим на бычий, демон Люузантияс бросился на Джерина и Вэна.
Схватка была страшной. Двигаясь быстрее, чем человек, демон использовал свой хвост как живое копье. Жало скользнуло мимо лица Джерина настолько близко, что он ощутил его смрад. Оно же оставило сверкающую полосу на доспехах Вэна. Жуткие клешни раздробили щит здоровяка на мелкие кусочки. Лишь вовремя среагировав и отскочив назад, он сумел спасти руку.
Они с Джерином наносили удар за ударом, но демон продолжал стоять, хотя из множества ран сочилась темная сукровица и одной клешни уже не хватало. Лишь когда Вэн, с силой, приумноженной ненавистью, раскроил его череп и превратил лицо в кровавое месиво дикими ударами своей булавы, демон наконец упал. Но даже после этого он продолжал извиваться и метаться в поисках врагов.
Джерин, содрогаясь, сделал глубокий вдох.
— Ну что ж, колдун, — прохрипел он, — возвращайся к своему дьяволу в огненную яму, его породившую.
Трокмэ отошел от Лиса шагов на двадцать. Его отвратительное хихиканье, напоминавшее шкрябанье железа по стеклу, ясно свидетельствовало о полном отсутствии страха.
— Ты сильный человек, лорд Джерин Лис, — с невероятным презрением заявил он, — и сегодня твой день. Но мы встретимся вновь, не сомневайся в этом. Мое имя Баламунг, лорд Джерин. Запомни его хорошенько, поскольку ты уже дважды слышал его и непременно услышишь снова.
— Дважды? — повторил Джерин шепотом, однако Баламунг его услышал.
— Ты даже не помнишь, верно? Три года назад я отправился на юг, собираясь заняться магией. Ты заставил меня ночевать с вонючими лошадьми, заявив, что какой-то толстяк со своими сводниками занял всю твою крепость, сверху донизу. Когда мне в следующий раз придется ночевать в Лисьей крепости, а день этот недалек, я уже не улягусь в конюшне.
Итак, я пошел на юг, воняя конским навозом, и город Элабон плохо меня принял, пустив в свою Школу чародеев лишь с черного хода. Они называли меня дикарем, прямо в лицо! Сначала я разделаюсь с тобой, а потом отплачу им.
Но, как видишь, я не сдался. Я бродил по пустыням и горам, обучался у колдунов, седых отшельников и полуслепых книжников, которым было плевать на акцент ученика, пока он выполняет приказы. И наконец, в пещере, затерянной в снегах Хай Керс, высоко над одним из ущелий, путь к которому преграждала империя, я нашел то, что искал: книгу Шабет-Шири, короля-чародея, правившего в незапамятные времена Кидзуватной.
Сам он, мертвый, лежал прямо там и, когда я взял книгу из его рук, превратился в быстро рассеявшееся облачко дыма. Теперь эта книга — моя, и очень скоро с ее помощью я захвачу северные земли, а потом… мир не так уж велик!
— Ты лжешь, — сказал Джерин. — Ты обретешь лишь безымянную могилу. В тех местах, куда никто не заглядывает.
Баламунг вновь рассмеялся. Теперь его глаза пылали красным огнем, идущим изнутри.
— Ты ошибаешься. Звезды говорят, что для меня нет могилы. А еще они показали мне ворота твоей драгоценной крепости, разбитые в щепки. Так будет всего лишь через два оборота проклятой второй луны.
— Ты лжешь, — снова прорычал Джерин.
Он ринулся вперед, не обращая внимания на жгучую боль в ране. Баламунг стоял на месте и смотрел на него, уперев руки в бока. Лис занес свой меч. Баламунг не пошевелился. Даже когда клинок со свистом рассек его — от макушки и до груди.