Снова и снова он отскакивал назад, отступая, чтобы перевести дух, а затем снова бросался навстречу очередной бешеной атаке. Вооруженный так же, как пираты, но уступая им числом, он имел ничтожно мало шансов на успех, однако его вдохновляла мысль о скорой подмоге. Если бы только он смог удержать этих двух в создавшемся положении, если бы только третий не вернулся с подкреплением…
Мысль исчезла в его скачущей вихревой защите, рассудок затемнился в яростной атаке. Но минутой позже, обратившись спиной к башне, он увидел вдали людей, горожан Посейдониса, ясно различимых на дороге. Солнечные лучи отражались на доспехах и наконечниках копий. Скоро пираты должны были заметить их и пуститься в бегство. Если, конечно, не подоспеют их спутники.
С новой силой он начал рубить и вонзать, ужас и изумление, казалось, проступили на лицах его противников.
Они расступились, открывая вид на дорогу. На ней не было пиратов, не было и людей из Посейдониса.
Потом они исчезли.
Нарак остановился, ошарашенный, повернулся на пятках, разыскивая противников позади себя. Между ним и башней был пустой воздух. Бревно тоже пропало.
Обливаясь холодным потом, Нарак начал понимать. Его ноги дрожали. В дальнем уголке затемненного мозга закружилась неправдоподобная разноцветная карусель мыслей… Власть демона материализовать фантомы…
Земля накренилась, и он упал на спину.
Когда ошеломленный Нарак приподнялся на локте, башня рушилась. Щербатая трещина ползла по фасаду, тонкие паутинки множились по стенам. Зубчатый парапет раскрылся как цветок, разбрызгивая громоздкие каменные глыбы, и нечто темное, пронзительно визжащее выпросталось наружу.
Теперь трещины змеились по земле, с глубинным рокотом расползаясь по равнине, в то время как создание, возникшее из руин, росло и ширилось, затмевая небо, шевеля своими щупальцами и зияющими ртами. И когда самый внушительный клыкастый рот разразился безудержным женским смехом, идущим из головы, увенчанной пурпурным гребнем, обманутый Нарак, последний из Стражников, с предельной и окончательной ясностью понял, что катастрофически не оправдал доверия.
Фриц Лейбер
ПОД ПАЛЬЦАМИ БОГОВ
Как-то ночью, потягивая крепкий напиток в «Серебряном Угре», Серый Мышелов и Фаврд принялись благодушно, не без наслаждения, вспоминать своих прежних возлюбленных и лихие амурные подвиги. Они даже похвастались друг перед другом последними эротическими приключениями (хотя не очень-то разумно бахвалиться по такому поводу, тем более громко: мало ли кто может услышать).
— Несмотря на то, что она была любовницей черта, — сказал Мышелов, — Хизвет всегда оставляла ребенка. Но что в этом удивительного? Черт, естественно, приходит к детям, для них это игра, и они не чувствуют стыда. Ее груди не крупнее грецких орехов или мелких лимонов, или очень маленьких мандаринов, которые оканчиваются земляными орешками — все восемь.
— Фрикс обожает драматизировать, — подхватил Фаврд. — Ты бы видел, как она балансировала на крепостной стене прошлой ночью, ее глаза восхищенно пылали, отыскивая звезды. Голая, за исключением нескольких украшений из небесной прохлады, розовая, как рассвет. Она выглядела так, словно была готова полететь — а ведь она может сделать это, ты знаешь.
В Земле Богов, или проще, Годслэнде, рядом с Полюсом Жизни Нехвона, который располагается в южном полушарии противоположно к Стране Теней (обители Смерти), трое богов, сидя в круге и сложив ноги по-турецки, выуживали голоса Фаврда и Мышелова из общего гула голосов своих почитателей, как праведных, так и грешных, которые вечно гудят в ушах любого бога, словно он приставил к уху морскую ракушку.
Один из трех богов был Айссек, которому Фаврд однажды исправно служил в течение трех месяцев. Он имел вид болезненного юноши, с переломанными или стойко изогнутыми под прямым углом запястьями и лодыжками. Во время своих крестных мук он подвергся жестокой пытке. Другой — Коз, которого Фаврд почитал в детские годы, проведенные в Холодной Пустыне, довольно приземистый, толстый и сильный бог, завернутый в узел из меховых шкур, с мрачным, чтобы не сказать злодейским, бородатым лицом.
Третьим был Мог, который походил на четырехрукого паука, с достаточно красивым, хотя и нечеловеческим ликом. Однажды девушка Ивриан, первая любовь Мышелова, увлеклась блестящей черной статуэткой Мога, украденной для нее возлюбленным, решив, наверное, из женского каприза, что Мог и Мышелов весьма похожи.
Теперь Серый Мышелов был вполне уверен, что всегда был и остается до сего времени законченным атеистом, но это не совсем так. Отчасти из-за Ивриан, которую он фантастически баловал, отчасти потому, что его грела мысль о том, что бог предпочел выглядеть, как он, в течение нескольких недель он изображал ревностную веру в Мога.
Итак, Мышелов и Фаврд были в сущности, верующими, хотя и грешниками, и потому трое богов вылавливали их голоса, но еще и потому, что они были самыми примечательными поклоняющимися, каких когда-либо знали эти три бога, а самое главное — потому что они хвастались. Ибо боги имеют очень острый слух на похвальбу или заявления о счастье и самоудовлетворении, на слишком пристрастное внимание к тому, что нужно сделать или утверждения о том, что то или иное должно обязательно случиться, или какие-либо другие слова, указывающие на то, что человек утратил контроль над своей судьбой. Тогда боги заботливо и не очень сильно сердятся, вмешиваются и расстраивают планы.
— Да они же высокомерные ублюдки! — прорычал Коз, покрываясь испариной под своими шкурами, ибо Годслэнд страна райская.
— Они годами не обращались ко мне — неблагодарные! — сказал Айссек, вскинув тонкий подбородок. — Мы бы умерли от такой заботы, если бы не другие наши почитатели. Но они не хотят знать этого — бессердечные.
— Они даже всуе не упоминают наших имен, — произнес Мог. — Мне кажется, джентльмены, пришло время для них узнать, что такое божественный гнев. Согласны?
Между тем, ведя сокровенные разговоры о Фриксе и Хизвет, Фаврд и Мышелов ощутили прилив внезапного и одновременного желания, вызванного отнюдь не безобидной и благодушной ностальгией.
— Ты что-то сказал, Мышелов? — лениво посмотрел Фаврд. — А не поискать ли нам теперь развлечений? Ночь только начинается.
— Стоит нам лишь пошевелиться, чтобы выказать интерес, как развлечения сами найдут нас. Мы любили и были всегда обожаемы таким количеством девочек, что не обязаны сейчас бегать за парочкой из них. Или даже двумя парами. Достаточно им поймать наши теперешние мысли, как они тотчас же явятся. Мы будем охотиться за девочками — и сами будем наживкой!
