Эфутур гадал, каково будет решение совета Ориаса. Он сказал, что кроганы — сами себе закон, и Динзиль прав, никто не может на них повлиять. При упоминании о Динзиле тревожные предчувствия, которые я пытался заглушить, снова зашевелились во мне. И я, как мог, постарался исподволь расспросить Эфутура о предводителе горцев.
Он принадлежал к древней расе и, насколько, знали зеленые, был обычным человеком. За ним утвердилась прочная слава доблестного воина. Возможно, Динзиль обладал тайной силой: в детстве он обучался у одного из немногих оставшихся чародеев, который использовал тайное знание, оберегая небольшую часть Эскора, куда он бежал. Эфутур отзывался о Динзиле с таким уважением, что я не решился заговорить о своих сомнениях. Да и что были мои смутные ощущения в сравнении с его непоколебимой уверенностью?
Стемнело, а с главного острова так и не последовало никакого сигнала, и мы легли спать, завернувшись в плащи. Посреди ночи я очнулся в холодном поту: мне приснился ужасный сон. Подобный кошмар я видел перед тем, как у нас отняли Каттею, и вот так же проснулся тогда, охваченный страхом, силясь вспомнить, что же мне снилось.
Больше я не уснул, но не решился разбудить Эфутура и поделиться с ним своей тревогой. Меня мучило желание поскорее покинуть этот остров, вернуться в Долину и убедиться, что с сестрой и братом не случилось беды. Собравшись с Духом, я потихоньку спустился на берег и встал лицом в ту сторону, где, как я предполагал, была Долина, хотя в этих местах трудно было определить направление сторон света.
Закрыв лицо руками, я стал мысленно призывать Каттею. Я должен был знать. Отклика не последовало, я собрал всю свою волю и снова позвал.
Донесся слабый, едва уловимый ответ. Каттея тревожилась за меня. Я сразу сообщил ей, что опасность грозит не мне, что я боюсь за нее и Килана. Она ответила, что у них все спокойно и что, наверное, на меня подействовало какое-то зло, пребывающее на пространстве, лежащем между нами. Затем она попросила оборвать связь, чтобы меня не обнаружила какая-нибудь враждебная сила. Каттея так настаивала на этом, что я подчинился. Но тревога не оставляла меня; хотя сестра и сообщила, что все в порядке, я чувствовал, что это ненадолго.
— Кто здесь? Кого ты зовешь? — донеслось из темноты.
Вздрогнув, я повернулся и выронил меч, сверкнувший в лунном свете: ко мне шла женщина, бесшумно ступая по песку перепончатыми ступнями. Мокрое одеяние облепило ее тело, она была маленькой и хрупкой, а лицо, казалось, было бледнее бледного. Откинув назад свисающие влажные пряди волос, она поправила на голове обруч из тростника и ракушек.
— Кого ты зовешь? — ее тихий голос был монотонным, как у Ориаса.
Я не из тех, кто готов откровенничать с первым встречным, но тут ответил:
— Мне приснилось что-то ужасное, я иногда вижу вещие сны. Я испугался за сестру и брата и разыскивал их.
— Я Орсия, а ты? — она словно не слыхала моих слов, так важно ей было узнать, кто я такой.
— Кемок, Кемок Трегарт из Эсткарпа, — ответил я.
— Кемок… — повторила она. — А, так ты один из трех чужеземцев, которые пришли, чтобы навлечь на нас беду…
— Нет, мы пришли не за этим, — возразил я, желая как-то переубедить ее. — Нам самим пришлось спасаться от беды. Мы шли через горы и не знали, что нас ждет здесь. Мы просто искали прибежища и больше ничего.
— И все-таки вы нарушили наш покой.
Орсия подняла с земли камушек и бросила его в озеро. Раздался всплеск, по воде побежали круги.
— Вы разбудили древнее зло. А теперь ты хочешь втянуть в это кроганов?
— Тут дело не во мне, — возразил я. — Нам надо объединиться и вместе защищаться — нам всем.
— Вряд ли Ориас и остальные согласятся. Нет. — Она помотала головой и волосы, быстро высохшие, рассыпались у нее по плечам серебристой пеленой. — Ты напрасно совершил свой путь к нам, чужеземец.
Она вошла в озеро и, нырнув, исчезла под водой.
Орсия оказалась права. Когда утром нас снова перевезли на главный остров, Меч Союза по-прежнему торчал в песке, никто к нему не притронулся, и на нем не появилось новых шнуров. Трон пустовал, Ориаса не было — хозяева давали понять, что мы непрошеные гости и нам нечего здесь делать.
— Как же теперь быть? — спросил я, когда безмолвные кроганы, доставившие нас обратно на заболоченный берег, исчезли под водой, не успели мы с ними проститься.
— Ничего не поделаешь, — ответил Эфутур. — Они решили сохранять нейтралитет. Боюсь, им это не удастся. — Он говорил рассеянно, с тревогой оглядывая окрестные холмы.
Я проследил за его взглядом, но не увидел ничего особенного. А может быть, не заметил? Как и накануне утром светило солнце и местность казалась совершенно пустынной. Вдруг в небе появилась движущаяся черная точка, за ней — другая.
— Едем! — крикнул Эфутур. — Это рузы. Сейчас начнется!
Шапурн и Шил двинулись по оврагу вдоль почти пересохшего русла ручья и сразу пошли рысью. Втянув в себя воздух, я почувствовал тухлый болотный запах и посмотрел вниз — не осталось ли на ногах болотной грязи, хотя мы и вытерли сапоги сухой травой.
Нет, грязи не было, а запах все усиливался. Я окинул взглядом высокие края оврага; война на границе Эсткарпа научила меня осторожности. Солнце светило вовсю, но мы ехали в тени, я надел шлем, застегнул кольчужный шарф и вынул из ножен тяжелый меч.
Запах усиливался с каждым дуновением ветерка, долетавшего в узкий овраг. Эфутур вез Меч Союза не перед собой, а на поясе — наша миссия посланников была завершена — и держал наготове боевой кнут. На холмах над нами собирал силы незримый враг.
Я по-прежнему не видел ничего подозрительного, было только ощущение опасности и запах. С поразительной скоростью вынесли нас рентаны из этой природной ловушки, и я так и не понял, почему она не захлопнулась, — враг упустил возможность, которой ему могло больше не представиться.
— Почему?
Эфутур сжал губы и, помедлив, ответил:
— Они бы не справились с нами. Но рузы полетели за подкреплением, и когда мы окажемся на открытом месте…
И вот мы выехали на равнину, где волновалась высокая густая трава, и я увидел тех, кто собирался преградить нам путь. Я узнал серых — жуткую помесь людей и волков; запрокидывая морды, они принюхивались и настороженно прислушивались. Вокруг них шевелилась трава, и я подумал, что в ней могут прятаться расти. Эфутур щелкнул боевым кнутом, и даже при свете солнца сверкнула вспышка, оставившая на траве тлеющий след.
Я пожалел, что при мне нет самострела, который служил мне по ту сторону гор. Я взял его с собой, когда мы бежали в Эскор, но иглы кончились, и он стал бесполезным; Теперь приходилось ждать, пока враг приблизится, чтобы пустить в ход меч.
Серые и их незримые союзники — если в траве скрывались расти — пока держались поодаль, побаиваясь боевого кнута. Однако мы оказались в окружении и путь на Ха-Гарк был закрыт.
— Три круга! — крикнул Эфутур.
И снова я вспомнил лормтские рукописи: стоит позволить врагам трижды обежать вокруг нас, они смогут парализовать нашу волю, и таким образом справятся с нами, даже если не рискнут открыто напасть.
Шапурн и Шил рванулись вперед, и, ощущая под собой движение мощных мускулов, я подумал, что ни один конь в Эсткарпе не сравнился бы с рентанами. И тут, хотя никто не обучал меня колдовству, я выкрикнул несколько слов из древних рукописей.
И мгновенно увидел эти слова так же явственно, как услышал. Я был потрясен, я онемел от изумления: могу поклясться, они были подобны огненным стрелам, выпущенным из того оружия, которого мне так не хватало. Они ударили в землю там, где бежали серые, производя такое же действие, как вспышки боевого кнута Эфутура. Все это сопровождалось раскатами грома. Потом над нами послышался зловещий визг. Эфутур, запрокинув голову, крикнул что-то, но я не разобрал. Кнут взметнулся в воздух, и визг резко оборвался; с неба что-то упало и, ударившись о землю, взорвалось, обдав нас клубами черного дыма, зловонного и удушливого. Шапурн и Шил, не успев на всем скаку свернуть, пронесли нас сквозь этот дым, и что удивительно, я не заметил на земле никаких останков.
Мы вырвались из зловонной завесы дыма, и тут я услышал вой серых и пронзительные, леденящие кровь крики из травы. Да, это были расти, они шли на нас цепью. Рентаны забили копытами и, встав на дыбы, завертелись на месте. Эфутур, щелкая кнутом и поджигая траву, расчищал путь. С серыми мы столкнулись там, где начиналась дорога на Ха-Гарк, и приняли бой. Мой меч со скрежетом рассекал тела врагов, а острые когти и лязгающие зубы впивались в бока Шила, и он выл от боли. Тогда я снова выкрикнул те с л о в а и увидел, как пламенеющие стрелы опаляют шкуры серых.
Затем раздался сокрушительный грохот, перекрывший шум боя. Этот удар, казалось, обрушился в равной степени на всех нас. Оглушенный, я приник к спине Шила и увидел, что рука Эфутура безвольно упала вдоль тела, хотя пальцы не выпустили кнут. Серые бросились врассыпную, зажав уши руками-лапами, дергая головами, как в агонии.
