Бурган, их молодец, защитник, Не смог он отстоять свой край. И шли враги! Всё ненасытней! И поднялась волна большая! И пошатнулись горы-исполины! Сказали люди: «Пришёл конец этому краю. Но не укрыться нам среди долины». И победили бы чужие боги, Отдав людей на растерзанье буре! Не окажись у бога силы воли, Чьей мощью скал он остановил море. Разгоралась битва, подобно танцу змей. Исподтишка водой хлестали злые боги. Им вторили другие, что позлей. Бурган, ты защитил нас всех, убогих. И не отдал на растерзанье тех, кто послабей. Отрадны сердцу были реки, горы. Цветы, что пахли, аки девичья коса. И море, когда уходят все невзгоды. И дети, что ручки тянут в небеса. Теперь пред нами бела пустошь, И серо небо над главой. Когда же мы увидим речки-златоусты, И дом, что уничтожен был волной?
Каждый кир знал это предание наизусть, передавая его потомкам. Они верили, что у народа, забывшего своё прошлое, нет и будущего. Признаться, первый раз услышав его, было очень трудно прийти в себя. Каждое слово предания несло в себе боль, высекая раны на сердце. А Захар ничего не стеснялся и по его щекам текли слёзы всегда, когда он слышал эти строки.
Первые дни, дабы не быть обузой, мы с Захаром пытались помогать кирам. Менги, взявший нас в оборот, долго ругался на двух оболтусов, не умевших пользоваться своей бестолковкой и клешнями. Да, не умеем мы свежевать на таком морозе тушу оленя, чтобы та не успела замёрзнуть, но ведь не живём мы здесь 19 яров! В итоге, Менги показал нам замёрзшее озеро и с тех пор мы каждый день рыбачили, отмораживая задницы.
Захар оказался неразговорчивым и замкнутым. Разговорить его оказалось сложнее, чем заставить рыбу прыгать прямиком в подставленные руки. Смуглый мужчина на любой вопрос отвечал либо односложно — «да» или «нет», либо расплывчато, либо не отвечал вовсе. Захар явился с востока, откуда именно — говорить не хотел. Обмолвился только, что был богатым, а потом что-то случилось и ему пришлось убегать от наёмных убийц. Не зная правды, никогда бы не усомнился в его словах. Лгать он умел великолепно.
— А сам ты откуда?
— Из деревушки на севере, — решив придерживаться легенды, начал я скармливать очередную ложь. — Пару седмиц назад наш дом сгорел, и пришлось переезжать. Влезли в долги, а там ты всё уже знаешь…
— Ага…
В такие редкие разговоры мы напоминали двух сладкоречивых гиен, что хотят вцепиться друг другу в глотки, но вынуждены ждать подходящего момента, переглядываясь друг с другом. Мы оба понимали, что врём друг другу, и часто встречались взглядами, пытаясь что-то в них отыскать. Наверное, правду.
Покрутив в руках нож для разделки рыбы, я скосил взгляд на Захара. Он о чём-то задумался, не моргая, глядя на лунку, из которой торчали еловые ветки. «Я очищу тебя не колеблясь, если ты начнёшь меня в чём-либо подозревать», — пообещал я в пустоту.
С тех пор приходилось быть настороже и спать вполглаза. На четвертый день мы приспособились к суровым холодам и познакомились со всеми кирами. Для них мы были сродни свежему воздуху в накуренном помещении, и они не оставляли нас ни на мгновение. Всего в поселении насчитывалось 114 киров, из них 57 пережили Потоп, а остальные были уже рождены в Эпоху Второго Солнца и просто-напросто не знали иной жизни. Тогда Хам пояснил нам, почему мы говорим почти что на одном языке. Оказалось, кирвит являлся предком сепахийского и за четыре столетия претерпел совсем небольшие изменения. Из чего Хам сделал вывод, что кто-то из их народа не разбился о скалы, а смог выжить на более приветливых берегах. Правда, все они давно уже умерли, неоднократно перемешав кровь с аборигенами и другими выжившими.
Каждый вечер нас с Захаром приглашали на посиделки у костра, раз за разом выслушивая одну и ту же историю о похождениях в пещерах и жизни в ином мире. Обкуренные сладким шаркисом и выпившие не одну чарку шоги, киры изо дня в день изумлялись нашим приключениям, словно слышали их в первый раз. Захар завоевал большую любовь у киров своей посеребрённой головой, и тем, что он сильно на них походил. Та же смуглая кожа, та же бородка завивкой, те же чуть выпученные чёрные глаза и кучерявые волосы. Впрочем, мне это было только на руку — привлекать внимания я не любил, предпочитая слушать и втираться в доверие. Потолкавшись среди киров, собрал данные, послушал, поговорил, кинул удочки и вёл себя просто как обычный человек. Ну что ценного они могли мне сказать, живя в узком кругу в отрыве от других народов? Поэтому, как только Захар начинал рассказ, в красках описывая все свои злоключения, я потихоньку смывался.
Вечерело в царстве снега слишком быстро даже для сепахийской зимы. А какие наступали холода с уходом солнца, и говорить не стоило. Именно в такую погоду я надевал лыжи и уходил от лагеря на версту на север. За озером высилась в десяток саженей древняя каменная лестница с небольшой ровной площадкой на вершине. Менги показал её мне на второй день, сказав, что Большая Вода уничтожила всё остальное. Город ли это был или какая-то башня, уже никто не скажет. Использовать её не решились, опасаясь злых чар, что уничтожили Эпоху Первого Солнца. Я не верил в духов прошлого, и мне было плевать на суеверия киров, поэтому
