Я быстро перевёл взгляд на неё.
— Лидия назначила тебя мне в помощь?
— Да. Пришлось согласиться. — Мидори поморщилась и сделала такое лицо, будто её под пытками заставили.
— Тогда сделаешь мне массаж? А то рука отваливается.
— А у тебя лицо не треснет, господин Оками? — Девушка толкнула меня в плечо. — Массаж пусть тебе Джанко делает. А я буду тебя учить. Это значит, много работать, а не валяться в лечебном озере и соблазнять всё, что шевелится!
Она поспешила покинуть ринг, изобразив жутко оскорблённый вид.
— Лучше бы сказала, кто может научить верхолётом управлять! А то он всё равно без дела стоит!
Мидори даже не обернулась.
Да уж. Можно было и не рассчитывать, что она сразу попросит её прокатить. Не все девчонки падки на крутые тачки, а некоторые не реагируют на них вовсе.
Помрачнев, я отправился в школьную ванную, потом — в столовую, а затем на следующий урок. Очень нехотя отправился, потому что предстояло встретиться с учителем Ма.
Только зря я волновался.
Учителя Ма сегодня не было, а вместо него урок провёл самый старший ученик из группы, парень по фамилии Хамада. Мы заучивали один из универсальных божественных текстов, которыми пользуются все Жрецы — и Клирики, и Шаманы.
Как сказал Хамада, «это одна из самых лёгких молитв, хоть и написана она на древнем языке воздушных магов».
Почему именно на этом языке, парень не пояснил. Он зачитал текст, довольно короткий, всего на три предложения, а вот перевод оказался странным и длинным.
Его сразу же озвучил Хамада, монотонным, но громким голосом, да ещё и вскинув руки вверх:
— «Обращаюсь к благословенной Богине Неба, великой Ковентине! Подари мне лёгкость и силу мысли! Пусть её полёт будет стремительным, а небеса чистыми! Пусть Мать Неба подхватит мою мысль и позволит мчаться за её крыльями! Пусть она вознесёт меня вместе с собой! О великая Мать Неба Ковентина, позволь забрать твою силу и обрушить её на того, о ком я мыслю!».
И вот этот странный текст, только на языке воздушных магов, мы и заучивали весь урок. Произношение и длина слов напоминали мне характерные для немецкого, хотя слишком отдалённо.
Я чуть язык не сломал, но всё же запомнил молитву.
Ещё и руки пришлось вскидывать точно так же, как делал Хамада.
Шаман Ю пристроился сбоку от меня и проговаривал молитву беззвучно, шевеля губами. Он был талантливым парнем, и я, как умел, повторял за ним все жесты и действия.
— Эта молитва придаёт скорости ментальному удару Жреца и увеличивает его силы, чтобы воздействовать на сознание противника, — пояснил Хамада. — Это одна из самых распространенных молитв Жрецов. Ваша задача успеть прочитать её правильно, не исказив ни звука в древнем тексте, а также совершить ментальный удар, уже заряженный благословением Богини Неба Ковентины. Клирики сопровождают текст жестовым ритуалом «руки к небу», а Шаманы — ударами бубна.
— И что случится с противником, когда это всё сделать? — спросил я.
Хамада удивлённо уставился на меня.
— Понятно что. Противник потеряет контроль над своим сознанием, остановится и замрёт дезориентированным. Временно, конечно. Но нужно учитывать, какая у противника защита от ментального воздействия. Новички могут влиять ненадолго — пока длятся десять ударов сердца противника. С ростом силы Жреца увеличивается и время воздействия.
Я кивнул.
Десять ударов сердца — это примерно десять секунд, хотя тут смотря как колотится сердце противника.
— А силу молитвы может перебить другой Жрец? — спросил уже другой ученик.
— Может, но если он выше рангом, — ответил Хамада.
В итоге проверив произношение молитвы у каждого ученика отдельно, Хамада всех отпустил. Даже я справился с задачей, правда, с седьмого раза. А вот с Шаманом Ю Хамада провозился дольше всех. Мальчишка произносил молитву одними губами, без голоса, и пришлось долго его проверять.
После уроков меня должна была встретить Мидори, чтобы позаниматься врачеванием, но когда я пришёл к лечебным озёрам, то девушки на месте не оказалось.
Я прождал её примерно полчаса, сидя на ступенях школьного крыльца, и когда уже собрался идти домой, случилось то, чего я совсем не ожидал. Территорию школы окатило ветром, в небе протрещали синие молнии, а потом прямо к крыльцу опустился верхолёт.
Мой верхолёт. Серый с оранжевой полосой на кузове.
Его лопасти мерцали соляными знаками и почти не издавали звука — так, небольшой утробный гул, приятный на слух.
Я поднялся на ноги и задрал голову. Неужели Маямото прислал пилота? Или какой-то местный говнюк настолько обнаглел, что посмел залезть в мою тачку? Но ключи ведь остались у госпожи Хегевара, и вряд ли она дала бы их тому, кому не доверяла.
Тонированное стекло на месте пилота щёлкнуло и сдвинулось вбок.
Из кабины мне очень маняще улыбнулись.
— Прокатимся, красавчик? Или ты всё ещё хочешь заняться врачеванием?..
Эпизод 17
Это была Мидори.
Она высунула локоть в окно, как заправский таксист, и спросила:
— Ну что? Сойду я за инструктора по верхолётам, господин Оками?
Я усмехнулся.
— А кто разрешал брать мою машину?
— Все вопросы к госпоже Хегевара, это её идея, — очень правдоподобно соврала Мидори. — Она остановила меня на дороге и отдала ключи. Попросила, чтобы я тебя из школы забрала.
— Ну да. А то я заблужусь.
— А что? За тобой точно надо приглядывать! — засмеялась Мидори.
Я обошёл верхолёт и, когда дверь открылась, сразу сел в кабину к пилоту, в соседнее кресло.
Мидори восседала за панелью управления, как профи.
Одной рукой она держала штурвал, а пальцы её другой руки уже переключали мелкие рычаги. Перед ней распростёрся широкий навигационный дисплей с картой деревни Ютака и её окрестностей.
Только это был не экран, а чёрный лист, похожий на металл. На нём отображалась не только карта, но и заданный маршрут верхолёта.
Рядом был ещё один чёрный дисплей, но уже с пространственным положением машины, по нему можно было сверять высоту, крен, горизонт и прочие параметры.
Кроме двух дисплеев, рычагов и многочисленных индикаторов, имелись и приборы, которые можно было распознать почти сразу: тахометры, указатели скорости, термометр и что-то вроде топливомера, хотя вряд ли верхолёт летал на топливе. Скорее всего, это был датчик уровня заряда батарей, которые копили энергию, черпая её от магии соляных знаков, которыми были изрисованы лопасти.
На панели я тоже заметил соляные знаки, но всего три.
Я бы назвал их «стрела вверх», «стрела вниз» и «крылья». Эти знаки я тоже срисовывал со статуй в школьном дворе — с каких именно, не помню, но точно рисовал.
Мидори внимательно наблюдала, как я разглядываю приборы.
— Нравится?
— Ещё бы, — кивнул я. — Только откуда ты знаешь, как этим всем управлять? У тебя был верхолёт?
— У Галея был. Он когда сюда переехал, то прибыл на своём верхолёте. Потом с мамой познакомился и немного учил меня пилотировать. А потом, когда начались проблемы с долгами, то он продал верхолёт старосте.
Девушка провела ладонью по оплётке штурвала.
— Как ты его назовёшь?
— Кого? Штурвал? — уточнил я с улыбкой: начерта пытался сейчас шутить, сам не понимал.
— Верхолёт! — Мидори широко улыбнулась и предложила: — Назови его «Клык». Ну пожалуйста.
Я вскинул брови.
— Почему Клык?
— Ну ты же Волк. Пусть будет Клык.
— Спасибо, что не Шерсть или Вой.
Мидори рассмеялась над очередной моей идиотской шуткой. Глядя на неё, я тоже не сдержал смеха.
— Ну что? Взлёт?
— Нет, погоди. — Девушка посмотрела на меня со всей строгостью. — Какое первое правило пилота?
— Не упасть?
Мидори снова рассмеялась. Что-то слишком часто она смеялась — не к добру это всё.
— Нет, дуралей! Первое правило пилота — всегда оставлять пространство для манёвра!
Я кивнул. Хорошее правило. Оно касалось не только полётов, но и жизни.
