стороны, что моя чайная лавка – на самом-то деле такое место, где мертвецы ведут псевдоинтеллектуальные разговоры.
Уоллес хмыкнул:
– Хочу довести до вашего сведения, что я чрезвычайно интеллектуален.
– Правда? Ни за что бы не догадался.
– Засранец.
– Эээ, – протянул Хьюго. – Обычно я стараюсь не быть им. Но с вами мне трудно удержаться. А как насчет вас?
Хьюго пожал плечами.
– Вы были женаты.
Уоллес вздохнул:
– Давным-давно.
– Мэй сказала, она была на похоронах.
– Еще бы она не пришла, – буркнул Уоллес. – А Мэй поведала о том, что там говорили?
– Отрывочно. По ее словам, это было похоже на шоу.
– Можно и так сказать.
– Вы скучаете по ней?
– Нет. – Он замялся. – Я не имею на это права. Я проштрафился. И вообще не был хорошим человеком. С ней. Так что без меня ей лучше. Хотя, думаю, она до сих пор трахает садовника.
– Без дураков?
– Без дураков. Но я ее не виню. Он очень сексуален. Я, наверное, делал бы то же самое, если бы думал, что ему это интересно.
– Вау. А по вам не скажешь. В вас скрываются миры, Уоллес. Я впечатлен.
Уоллес шмыгнул носом:
– Да… Ну… Ведь у меня есть глаза. Он любил работать без рубашки. И наверное, мутил с половиной соседок. Будь у меня такая внешность, я бы тоже своего не упустил.
Хьюго смерил его оценивающим взглядом, и Уоллес в смущении поерзал.
– Вы не так уж и плохи.
– Пожалуйста, не надо. Вы слишком добры. Мне трудно выносить это. Как вы можете оставаться одиноким с такими боеприпасами в рукаве?
Хьюго покосился на него:
– Вы считаете, я имел в виду именно это?
Отбой. Отбой. Отбой.
– Э. Я не… знаю?
– Миры, – повторил Хьюго, словно это все объясняло.
Уоллес посмотрел на него, радуясь тому, что он не обращает ни малейшего внимания на его смятение.
– Это хорошо?
– Думаю, да.
Уоллес рассматривал теперь шелушащуюся краску на перилах, едва соображая, чем занимается.
– Я никого никогда не удивлял.
– Все бывает в первый раз.
И может, причиной стало то, что звезды светили так ярко и были навечно разбросаны по небу. Или же то, что никогда прежде он не вел с кем-либо подобных разговоров – честных, открытых. Настоящих. Так что исчезли шум и все звуки его фальшивой жизни. Неважно почему, но он не стал останавливать себя, когда произносил:
– Хотелось бы мне встретить кого-нибудь вроде вас раньше.
Хьюго долго молчал. Потом:
– Раньше?
Он пожал плечами, избегая взгляда Хьюго.
– До того, как я умер. Все могло быть иначе. Мы могли бы быть друзьями. – И это казалось ему большим секретом, чем-то успокаивающим и в то же время ошеломляющим.
– Мы можем быть друзьями сейчас. Что нам мешает?
– Ну, если не учитывать всю эту мертвечину вокруг, то ничего.
Уоллес вздрогнул, когда Хьюго с решительным выражением на лице отошел от перил. Смотрел, как он протягивает ему руку. А потом посмотрел ему в лицо:
– Что такое?
Хьюго пошевелил пальцами:
– Я Хьюго Фриман. Рад с вами познакомиться. Думаю, мы станем друзьями.
– Не могу… – помотал он головой. – Вы же знаете, я не могу пожать вам руку.
– Знаю. Но все же протяните мне свою.
Уоллес протянул.
И под звездным небом Уоллес стоял напротив Хьюго, их руки были устремлены друг к другу. Их ладони разделяли всего несколько дюймов, хотя, казалось, между ними все же пролегает пропасть. И какое-то мгновение Уоллес что-то такое чувствовал. Это не было теплом тела Хьюго, но чем-то близким этому. Он повторял движения Хьюго и качал рукой вверх-вниз, имитируя рукопожатие. Трос между ними ярко светился.
И впервые с того момента, как он стоял над собой в своем кабинете, навсегда перестав дышать, Уоллес ощутил облегчение – дикое и огромное.
Это было началом.
И это пугало его до чертиков.
Спустя несколько дней Уоллес преисполнился решимости. Он был раздражен, но преисполнен решимости.
Он стоял перед стулом, который Нельсон снял с одного из столиков и поставил посередине комнаты. Вокруг скрипел и стонал дом. Уоллес слышал, как храпит в своей комнате Мэй. Хьюго, вероятно, делал то же самое где-то наверху, там, куда Уоллес все еще не осмеливался пойти по причинам, которые не осмеливался даже назвать. Он понимал, что это связано в первую очередь с дверью, но отчасти и с Хьюго.
Не спали в доме только мертвецы, и на данный момент Уоллес испытывал неприязнь к двум третям из них. Нельсон смотрел на него слишком спокойно, а Аполлон, лежавший рядом с его креслом, по-глупому улыбался.
– Хорошо, – сказал Нельсон. – Так что я тебе говорил?
Уоллес стиснул зубы:
– Это стул.
– Что еще?
– Я должен не ожидать, что он не сдвинется.
– И?
– И я не должен прилагать особых усилий.
– Именно, – подтвердил Нельсон, словно это все объясняло.
– Но это так не работает.
– Правда? – сухо сказал Нельсон. – Ну конечно, ты прекрасно понимаешь, как это работает. И о чем только я думаю?
Уоллес разочарованно крякнул. Он не привык к неудачам, особенно настолько феерическим. Когда Нельсон сказал Уоллесу, что будет обучать его искусству быть привидением, Уоллес полагал, что он преуспеет в этом, как преуспевал и во всем остальном: он быстренько преодолеет все препятствия и все у него получится.
Так было на первом часе обучения.
А теперь шел уже пятый его час, а стул все стоял на месте и будто издевался над ним.
– Может, он сломан, – буркнул Уоллес. – Нужно попробовать с другим стулом.
– О'кей. Тогда сними его со столика.
– Вы уверены, что не хотите совершить переход? – спросил Уоллес. – Я могу прямо сейчас пойти к Хьюго, и мы препроводим вас к двери.
– Тебе будет очень меня не хватать.
– Можете утешаться этим и дальше. – Уоллес сделал глубокий вдох и стал медленно выдыхать:
– Не ожидать. Не ожидать. Не ожидать.
И потянулся к стулу.
Его рука прошла сквозь него.
И, ох, как же он разозлился, и зарычал, и стал вновь и вновь тянуться к нему, но его рука всегда проходила сквозь дерево. Он с криком лягнул стул, что, конечно же, привело к тому, что теперь сквозь него прошла его нога. Она непроизвольно взметнулась вверх, Уоллес отшатнулся от стула и упал на пол. Он лежал и, моргая, смотрел в потолок.
– Хорошо получилось, – сказал Нельсон. – Тебе стало лучше?
Уоллес собирался ответить «нет», но остановился. Потому что, как ни странно, действительно почувствовал себя уже не так отвратительно.
– Все это глупо.
– Да? Так оно и есть на самом деле.
