Но гигантские колонны слишком медленно проплывали мимо, а они бежали недостаточно быстро, как им хотелось бы.
Сзади послышался гул, и на них пало сияние. Они остановились и обернулись. Позади них стояла высокая фигура, закутанная в белые одежды. От нее исходил такой свет, что черт лица не было видно.
— Я Ангел Чаши Зефриэль, — раздался звучный голос, — и послан для помощи и поддержки.
В один миг Ангел перенес их к самому основанию пьедестала Чаши, а Вольфганг теперь находился где-то в пятидесяти шагах от них. Даже отсюда было видно, какая гримаса злобы въелась в его лицо. Канделябр в его руках мерцал тьмой.
— Крепитесь, — возник в их ушах голос Зефриэля, — ибо вам суждено участвовать в Армагеддоне великом.
— Когда? — спросили они.
И услышали ответ:
— Сейчас.
И тотчас же увидели, как Вольфганг начал медленно кружиться в странном вертящемся танце, и полы его плаща взметнулись, как крылья нетопыря. Мерцание Канделябра Вав в руках Вольфганга стало частым, прерывистым, а затем из него возник толстый темный луч, который вдруг стал чертить вокруг Вольфганга сеть из черных линий.
— Вот оно, — произнес пораженный Фонсека. — Он все же решился на это.
— Что он делает? — спросил Лоу.
— Он призывает на помощь силы, скрытые в Канделябре, — ответил Фонсека и повернулся к Чойсу: — Ты должен сделать то же.
— Как? — воскликнул в отчаянии Чойс.
— Попробуй закрыть глаза и что есть силы пожелать, потребовать помощи от Подсвечника. И тогда помощь должна прийти.
За мгновение до того, как Чойс закрыл глаза, взгляд его зафиксировал какое-то сгущение воздуха вокруг Вольфганга. Затем он сконцентрировался мыслью на Подсвечнике. Он представил его себе: вот он стоит на высоком поставце, волшебный фонарь магии, сипускающий ее своими тремя свечами, и всякое зло бессильно отступает перед нею. Теперь настало время, когда ты должен показать свою силу, чтобы помочь нам. Помоги нам. Помоги, Светлый Подсвечник Шин!
Он открыл глаза и содрогнулся. Прямо напротив них стояли в безмолвии страшные легионы Тьмы, жуткие сонмы существ ночи. Во главе их был Вольфганг. На лице его горела победная улыбка.
«Я не смог, — подумал Чойс, — все пропало, мы мертвы», — но тут увидел, как улыбка Вольфганга погасла. Он медленно обернулся. За его спиной грозными редутами Света возвышались войска Ангелов, чьи хмурые лица горели желанием сразиться со своим извечным врагом. И тут вдруг Чойс осознал, что он, и Лоу, и Шамиссо, и Фонсека стоят во главе этого войска. Он услышал, как Фонсека торжественно произнес:
— Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять? — и зашипел в ответ на его слова Шамиссо.
Пьянящая сладость предстоящей схватки наполнила грудь Чойса. Он выдернул свой меч из ножен, его легкие расширились, чтобы исторгнуть клич, но мощный хор голосов грохнул за его спиной:
— Сефирот!
И такой же мощный хор войска Вольфганга ответил:
— Келифот!
И две силы, светлая и темная, ринулись друг на друга.
Никогда еще глаз людской не наблюдал более грозного, более величественного и впечатляющего зрелища. Все панорамы сражений меркли перед этой схваткой, где схлестнулись силы, о которых людьми слагались лишь легенды и невнятные пророчества. Битва была смертельной: это был очередной Армагеддон, который был еще фатальнее предыдущих, ибо Вольфганг поклялся уничтожить мир. Звон мечей, сотворенных из небесного пламени и жаркого огня ада, слился в один звук, в котором раскаты грома тонули, как в бушующем море. Вопли разъяренных ангелов и демонов метались по всему Храму и настигали собственное эхо, отражающееся от стен, а вспышки пламени на месте погибающих осветили темный с начала веков Храм Чаши Гнева.
Чойс также пошел в атаку на полчища демонов во главе ангельского войска, но вскоре понял, что эта битва не для него: серебряный клинок свободно проходил сквозь огненную плоть существ Тьмы, тогда как он сам несколько раз лишь чудом избежал смерти. Поэтому ему пришлось покинуть поле брани и отойти в сторону, к самому основанию пьедестала. Он никак не мог выглядеть в этом море грома, огня и мелькания вспышек своих друзей и напрасно пытался отыскать их: Лоу, Фонсека и Шамиссо бесследно затерялись среди сражающихся. Поэтому Чойс, отчаявшись найти их, перенес свое внимание на общую панораму битвы.
Это было великолепно. Со стороны битва была еще грандиозней, ибо исход борьбы между Светом и Тьмой был еще не решен. Но ему все же удалось выявить в общей картине хаоса некоторые закономерности, умиротворившие его. Светлая стена ангельского войска очень медленно, но неуклонно теснила войско Вольфганга, и над головами Войска Сефиротов мелькали узкие, длинные полоски молний. То были мечи. Молния вспыхивала, падая вниз, и тут же за этим следовала другая вспышка: это, сгорая в один миг, умирал демон. Темные порождения мира преисподней и элементалов зла гибли сотнями.
Он так увлекся этим зрелищем, что даже не заметил, как от общего побоища в том месте, где схлестывались две силы, отделилась небольшая группа, которая устремилась к нему. Повернувшись, он едва успел заметить безумные глаза Вольфганга, прежде чем на него обрушились раскаленные мечи-молнии. Власть, которой обладал Подсвечник, все же сделала Чойса несколько легкомысленным, прежде он никогда бы не допустил такой нелепой промашки. Перед ним вырос огромный четырехрукий демон, держащий в каждой руке по мечу. Решив наверстать упущенное, Чойс уничтожил его и огляделся. С другой стороны к нему подбирались какие-то приземистые существа в красных колпаках. Чистая магия Подсвечника убила и их. Вольфганга нигде не было. До этого, когда Чойс осматривался, он успел заметил немного поодаль высеченную в пьедестале узкую лесенку, ведущую наверх. По ней и ушел Вольфганг, стремясь достигнуть вожделенной цели. Чойс тоже устремился наверх. Лесенка была очень узкой, даже больше, чем казалась со стороны, ступени были расположены так часто, что даже когда Чойс стал прыгать через одну, он все равно семенил, точно слабосильный старец.
Еще один, последний, поворот, и он, запыхавшись, с мечом в одной руке и Подсвечником в другой выскочил на большую площадку. Это была самая верхушка пьедестала, то место, где стояла Чаша. Теперь Чойс смог разглядеть ее получше. Она возвышалась прямо перед ним, огромная, темная от прошедших времен и тысячелетий, с изогнутыми плавными ручками, похожими на изящные руки женщины, когда она кладет их себе на бедра. Вся она была покрыта сценами и эпизодами из Апокалипсиса.
Некоторые Чойс узнал: он видел их по пути сюда. Но и здесь, как он понял, не было падения Чаши.
