— Добрый вечер, — сказал я. — По-моему, нас не представили друг другу. Меня зовут Кэвин.
Она поглядела на сидящего справа мужчину, ища поддержки, но ее здоровый рыжий сосед с россыпью прыщей на лице отвернулся и сделал вид, что оживленно беседует с дамой, сидящей от него справа.
Женщина выдавила из себя слабое подобие улыбки:
— Меня зовут Камил. Как поживаете, принц Кэвин?
— Какое прекрасное имя, — ответил я. — У меня все в порядке. Скажите, как так получилось, что такая милая, приятная девушка очутилась здесь?
Она быстро сделала глоток воды.
— Кэвин, — Джулиэн сказал это громче, чем следовало. — Я думаю, что леди, к которой ты пристаешь, считает тебя возмутительно несносным.
— Да? По-моему, она не сказала тебе ни слова за весь вечер.
И он не покраснел, он побелел.
— Достаточно. Я не намерен терпеть этого больше.
Тогда я потянулся и намеренно побренчал цепями. Кроме эффекта, который это произвело, я узнал, сколько свободного пространства есть в моем распоряжении. Маловато, конечно. Эрик был осторожен.
— Подойди поближе и прошепчи мне свои возражения на ушко, братец, — сказал я.
Но он почему-то не сделал этого.
Я был последним, усевшимся за стол, и поэтому знал: настало время того, что должно произойти. Так и случилось. Пять раз прозвучали шесть труб, и вошел Эрик.
Все встали.
Кроме меня.
Страже пришлось стащить меня со стула и цепями поддерживать в положении "стоя".
Эрик улыбнулся и спустился по лестнице по правую руку от меня. Я с трудом различил его цвета под горностаевой мантией, в которую он закутался.
Он прошел во главу стола, остановился возле своего кресла. Подошел слуга, вставший позади него, и виночерпии, разливая вино, сделали первый круг.
Когда бокалы наполнились, Эрик поднял свой.
— Пусть вечна будет ваша жизнь в Янтаре, — сказал он, — в вечном городе.
И все подняли бокалы. Кроме меня.
— Подними бокал, — сказал Джулиэн.
— Засунь его себе в… — посоветовал я.
Он этого не сделал, только свирепо взглянул на меня. Тогда я быстро взял бокал в руки и поднял его.
Между нами было сотни две людей, но мой голос разнесся по всему залу. И Эрик не отрывал от меня взгляда, пока я произносил свой тост.
— За Эрика, который сидит у подножия стола![26]
Никто не попытался ударить меня, а Джулиэн выплеснул содержимое своего бокала на пол. Остальные последовали его примеру, но мне удалось допить свой почти до дна, прежде чем его выбили у меня из рук.
Когда Эрик сел, придворные последовали его примеру, а меня отпустили, и я упал на свое место.
Начали подавать блюда, а так как я был голоден, то ел не хуже остальных и даже получше многих.
Музыка не умолкала ни на секунду, и трапеза продолжалась часа два. За все это время никто не сказал мне ни слова, и сам я больше ни к кому не обращался. Но мое присутствие ощущалось всеми, и наш стол был заметно тише остальных.
Кэйн сидел далеко. По правую руку Эрика. Я решил, что Джулиэн далеко не в фаворе. Ни Рэндома, ни Дейрдре на было. В зале находилось множество других придворных, которых я знал и многих считал своими друзьями, но ни один из них не вернул мне взгляда.
Я понял — для того, чтобы Эрику стать королем в Янтаре, осталось выполнить маленькую простую формальность.
Так и случилось.
После обеда речей не было. Просто Эрик встал из-за стола.
Опять рявкнули трубы, и грубый звук их разнесся по всему залу.
Затем выстроилась процессия, идущая к тронному залу Янтаря.
Я знал, что за этим последует.
Эрик встал перед троном, и все склонили перед ним головы.
Кроме меня. Но об этом не стоит и говорить, потому что все равно меня пригнули так, что я упал на колени.
Сегодняшний день был днем его коронации.
Наступило молчание. Затем Кэйн внес подушку, на которой лежала корона. Корона Янтаря. Он преклонил колена и застыл в этой позе, протягивая Эрику корону.
Рывком цепей меня подняли на ноги и потащили к трону. Я понял, что должно произойти. До меня это дошло мгновенно, и я стал упираться. Но силой и ударами меня вновь поставили на колени у самых ступенек трона.
Звучала мягкая музыка — это были "Зеленые Рукава"[27]— и за моей спиной Джулиэн сказал:
— Смотрите на коронацию нового короля в Янтаре!
Затем он прошептал мне:
— Возьми корону и протяни ее Эрику. Он коронует себя.
Я посмотрел на корону Янтаря, лежащую на алой подушке, которую держал Кэйн.
Корона была серебряной, с семью высокими пиками[28], на каждом из которых сверкал драгоценный камень. Она была украшена изумрудами, а по бокам, у каждого виска, был вставлен рубин.
Я не шевелился, думая о тех временах, когда я видел под этой короной лицо нашего Папы.
— Нет, — просто ответил я и почувствовал, как меня ударили по лицу.
— Возьми ее и протяни Эрику, — повторил Джулиэн.
Я попытался ударить его, но цепи были хорошо растянуты. Меня снова ударили.
Я смотрел на острые серебряные пики.
— Ну хорошо, — сказал я в конце концов и потянулся к короне.
Несколько секунд я держал ее в руках, а затем быстро надел себе на голову и провозгласил:
— Я короную себя, Кэвина, короля Янтаря!
Корону сорвали и положили на подушку. Меня несколько раз сильно ударили по спине. По всему залу прокатился шепоток.
— А теперь возьми ее и попробуй еще раз, — сказал Джулиэн. — Протяни ее Эрику.
Последовал еще удар.
— Хорошо, — я чувствовал, как промокает рубашка.
В этот раз я швырнул корону изо всех сил, надеясь выбить Эрику глаз.
Он поймал ее и улыбнулся, как будто заставил меня сделать то, что было ему нужно.
— Благодарю. А теперь слушайте меня, все присутствующие и те, кто слышит меня в Тени. В этот день я принимаю корону и трон. Я беру в свою руку скипетр королевства Янтаря. Я честно завоевал этот трон, и я беру его и сажусь на него по праву моей крови.
— Лжец! — воскликнул я, и тут же чья-то рука зажала мне рот.
— Я короную себя, Эрика Первого, короля Янтаря.
— Да здравствует король! — трижды прокричали придворные.
Затем Эрик наклонился и прошептал мне на ухо:
— Твои глаза видели самое прекрасное зрелище за всю твою жизнь… Стража! Уведите Кэвина в кузницу, и пусть ему выжгут глаза! И пусть он запомнит все великолепие этого дня как последнее, что он видел. Затем киньте его в самую глубокую темницу, самое заброшенное подземелье Янтаря, и пусть его имя будет забыто!
Я сплюнул и был избит.
Я сопротивлялся на каждом шагу, пока меня волокли из зала. Никто не смотрел на меня, когда меня выводили, и последнее, что я помню, это фигуру Эрика, сидящего на троне и раздающего улыбки и милости окружавшим его придворным.
