В то утро Гед наполнил колодезной водой бурдюк из тюленьей шкуры, и, поскольку он не мог отблагодарить стариков за очаг и пищу и у него не было подарка для старой женщины, какой бы он хотел ей подарить, он сделал для них то, что мог, — заколдовал их солоноватый ненадежный источник. Вода поднялась, пройдя через песок, сладкая и чистая, как из горного ключа на вершине Гонта, и больше не ушла из колодца. Благодаря этому крошечный кусочек земли с дюнами и скалами теперь обозначен на карте и получил имя. Моряки зовут его Остров Ключевой Воды. Но хижины там больше нет, а штормы за много зим уничтожили следы тех двоих, которые прожили здесь жизнь и умерли в одиночестве.
Они забились в хижину, будто боялись взглянуть, как Гед выводит лодку из-за южной оконечности острова. Он подождал, пока легкий ветерок с севера надует волшебный парус, а затем быстро двинулся вперед.
Какая странная эта была охота; он, охотник, не знал даже, за кем он охотится и где, в какой части Земномо-рья, находится преследуемая им жертва. Ему предстояло ее выслеживать, пользуясь догадкой, интуицией, удачей, точно так же, как она выслеживала его. Они, как слепые, не видели друг друга. Геда вводила в заблуждение любая тень, а Тень, в свою очередь, вводил в заблуждение дневной свет и твердые предметы. В одном только Гед не сомневался: сейчас он был охотником, а не жертвой. Тень, хитростью заманив его на скалы, могла бы заполучить его в свою полную власть, когда он, полумертвый, лежал на берегу и блуждал в кромешной тьме по дюнам в бурю, но она не воспользовалась этой возможностью. Она заманила его и тут же убежала, не смея взглянуть ему в лицо. И в этом он усмотрел правоту слов Огиона о том, что Тень не может отнять у него силу, пока он борется с ней. Именно поэтому он должен продолжать охоту и не сдаваться, несмотря на то что след ее затерялся в бескрайнем морском просторе. Не было никого, кто мог бы сказать ему, куда она скрылась. Разве что ему повезет и ветер подует в южном направлении, или же вдруг его осенит смутная догадка о том, где ее следует искать: на юге или на востоке.
Незадолго до полуночи он увидел слева длинную, едва очерченную береговую линию большой земли, это, очевидно, был Карего-Ат, который находится в самом центре морских дорог этих белолицых варваров. Он все время смотрел, не появится ли каргадский корабль или галера. Когда Гед плыл навстречу красному предзакатному вечеру, он вспомнил свое детство, и деревню Олынанники, и то утро, и воинов в шлемах с перьями, и пожар, и туман. И, думая об этом дне, он вдруг с досадой в сердце понял, что Тень перехитрила его, использовав его же трюк, и напустила туман в море, такой же, как и в его далеком детстве, — и благодаря этому усыпила его бдительность, одурачила его, и лишь по воле случая он остался в живых.
Он продолжал идти на юго-восток, земля скрылась из виду, когда ночь объяла восточный край мира. Волны у основания были заполнены тьмой, тогда как их гребни все еще светились красным отраженным отсветом с запада. Гед громко пел Зимний Праздничный Гимн, а также отрывки, которые он помнил из «Деяний Молодого Царя», так как именно эти песни поют во время Праздника Солнцеворота. Голос у него был ясный, но он пропадал втуне в беспредельном молчании моря. Быстро надвигалась темнота, и одна за другой загорались зимние звезды.
Гед бодрствовал всю эту самую длинную ночь в году, глядя, как слева поднимаются звезды и, проплыв у него над головой, справа погружаются в черную пучину, а тем временем затяжные порывы ветра относили лодку к югу. Он иногда засыпал на какое-то мгновение, но тут же испуганно пробуждался. Он плыл на лодке, которую и назвать-то лодкой нельзя, так как наполовину она была создана магией и колдовством и только часть ее составляли доски и бревна. Ослабь он чары, сохраняющие их форму и слаженность, они тут же развалились бы, рассыпались и поплыли по волнам, словно обломки кораблекрушения. Если бы он заснул, парус, сотканный волшебством из воздуха, тоже долго не устоял бы против натиска бури и исчез бы, как дуновение ветерка. Магия Геда была сильной и действенной, но слишком уж мал был предмет колдовства, и потому приходилось постоянно возобновлять его и из-за этого не спать всю ночь. Куда быстрее и проще ему было бы двигаться, обернись он соколом или дельфином, но Огион не советовал ему менять облик, а он знал, что Огион зря советов не дает. Итак, он плыл на юг под сенью бегущих на запад звезд. Ночь тянулась бесконечно долго, пока наконец не забрезжил первый день нового года.
Вскоре после восхода солнца он увидел впереди землю, но продвигался он к ней медленно. Природный ветер на рассвете утих. Гед вдохнул в парус легкий магический ветерок для того, чтобы дотянуть лодку до берега. При виде земли к нему снова вернулся страх, леденящий душу ужас, побуждающий его повернуться и бежать без оглядки. Но он, влекомый страхом, поступил как охотник, который идет по следу, оставленному широкими, загнутыми внутрь когтями медведя — знак, что зверь в любой момент может выскочить на него из чащи. Он был теперь совсем близко, Гед это чувствовал.
Чем ближе он подходил к смутно маячившей за морем земле, тем больше дивился ее виду. То, что издали казалось скалистой стеной гор, вблизи превратилось в несколько длинных крутых хребтов или даже, может быть, отдельных островов, разделенных узкими проливами или каналами. Гед немало корпел над морскими картами и таблицами в Башне Магистра Именований, но в основном это были карты Архипелага и внутренних морей. Сейчас он находился за Архипелагом, в Восточном Пределе, и даже представить себе не мог, что это за остров. Впрочем, это не очень его заботило. Впереди его ждал ужас — он скрывался от него или, напротив, подкарауливал его на склонах и в лесах острова, и Гед без оглядки шел ему навстречу.
Теперь темные, на вершинах поросшие лесами утесы мрачно высились над его лодкой, и брызги от волн, разбивающихся о скалистый берег, окатывали парус, пока волшебный ветер загонял лодку в пролив между двумя мысами, на морскую дорожку шириной примерно в две галеры, которая вела далеко в глубь острова. Море, попав в шоры, роптало у крутых берегов. Пляжей нигде не было, так как утесы отвесно обрывались в воду, холодную и темную от их отражения. Было безветренно и очень тихо.
Тень хитростью заманила его на пустошь на Осскиле, затем на скалы в тумане. И не был ли это еще один хитрый трюк с ее стороны? И не загнал ли он ее — или она его — в ловушку? Это было ему неведомо. Ведомы ему были только мучительный страх и уверенность, что он должен идти вперед и исполнить то, что ему суждено: выследить зло и дойти до самых истоков своего страха. Он осторожно вел лодку, беспрестанно оглядывая все окрест — воду впереди и сзади, высокие утесы с обеих сторон. Солнце народившегося дня осталось в Открытом Море за его спиной. Здесь было темно. Когда он оглядывался, просвет между мысами казался сверкающими вратами где-то уже далеко позади. Утесы над ним становились все выше, а морская дорожка между тем все сужалась. Он всматривался то в темную расщелину, то в теснящиеся слева и справа горные склоны с нагромождениями выщербленных валунов и торчащими в воздухе корнями перекореженных деревьев. Ничто вокруг не шевелилось. Теперь он приближался к концу фиорда, к громаде скал в выбоинах и морщинах, у которых в узкой, с небольшой ручей, полосе воды мирно плескались волны. Обрушившиеся валуны, гнилые стволы и корни изглоданных деревьев почти не оставили места для прохода. Ловушка! Темная ловушка у подножия молчащей горы. И он попался в ловушку! Не слышно ни шороха — ни впереди, ни наверху над ним. Повсюду мертвая тишина. Двигаться дальше было некуда.
