– Мне страшно, мне так здесь страшно! – сквозь рыдания, выдавила Вероника.
Ее тело на ощупь оказалось совершенно не таким, как он себе представлял. Он не сомневался, что она должна быть холодной, но пальцы, впившиеся в его шею, на самом деле были удивительно теплыми, как и нос, уткнувшийся ему подмышку. Он думал, она жесткая, почти железная, а выяснилось, что она упругая, как латексная игрушка. От ее волос исходил терпкий, экзотический запах каких-то цветов, и Илья, поглаживая их, легко дотронулся до них губами.
– Тебе надо уехать отсюда, – сказал он тихо, в ее розовое, прозрачное ухо, – сюда нельзя привозить детей.
– Тебе можно, а мне – нельзя? – она снова зашлась плачем.
– Мне можно, но это так случайно получилось… Ты чувствуешь, как она на тебя смотрит? Она плохо смотрит.
Близость ее тела слегка опьянила его, он не столько думал о Долине, сколько о красивых ногах Вероники, обтянутых спортивными брючками до колен. Очень красивые были ноги – длинные, стройные, но не масластые, а округлые – как у фигуристки.
– Не знаю, мне здесь не нравится, здесь всё, всё против меня! Даже мои собаки!
– Ну, собаки вырастут и поумнеют. А Долина никуда не денется. Это… ну, считай, геопатогенная зона. В таких местах нельзя жить.
– Я не могу, не могу отсюда уехать! Если мы не продадим участки, мы останемся нищими!
– Если ты не уедешь, она убьет тебя. Лучше быть нищей, но живой, чем мертвой и богатой.
Напрасно он это сказал, она еще сильней залилась слезами, а его рубашка и так промокла насквозь.
– Зачем, зачем я все это затеяла! Ну почему мне так не повезло!
– Такое бывает, – он снова коснулся ее волос губами, – это место притягивает, потому что… это место силы. Но жить здесь нельзя, это неправильно, понимаешь?
– Нет! Я не понимаю! Я не хочу понимать! – она оторвала заплаканное лицо от его рубашки и посмотрела ему в глаза. На лице у нее была нежная, совершенно прозрачная кожа, сквозь которую проступили розовые пятна. Острый нос покраснел и чуть-чуть опух, глаза, полные слез, просвечивали изнутри, как драгоценные зеленые камни, губы, до этого хорошо очерченные и сжатые, чувственно приоткрылись и округлились.
– Ты очень красивая, когда плачешь. Гораздо красивей, чем когда сердишься… – Илья положил ее голову обратно себе на грудь.
– Это неправда, – всхлипнула она, – так не может быть.
– Может-может, – усмехнулся он, поглаживая ее по спине.
– Ну почему, почему, почему она упала! Она не могла упасть, когда я смотрела телевизор? Когда ездила в магазин? Почему именно сейчас!
– Она хотела тебя убить, – мрачно сообщил Илья.
– Да такого не бывает! Это же все глупости! Ерунда!
Он пожал плечами. Наверное, это и вправду глупости. Ни один здравомыслящий человек не должен в это верить.
– Конечно. Только это факт. Сегодня этот мальчишка-менеджер пообещал, что меня увезут отсюда на «скорой».
– Ну и что? – всхлипнула она.
– И ничего, – Илья снова пожал плечами, и вспомнил, что она сказала за секунду до того, как упала люстра.
– Так это ты сломал ему ногу? – спросила она совершенно беззлобно.
– Нет, конечно. Я не ломаю мальчишкам ног, даже если они мне хамят и угрожают.
– Кто ты вообще такой? Что тебе за дело до всего этого? – Вероника спрашивала из любопытства, а не задавала риторического вопроса, как обычно.
Илья заметил, что она почти не плачет, и усадил рядом собой поудобней, продолжая одной рукой прижимать к себе. Она положила голову ему на плечо, все еще дрожа и сжимаясь в комок. Он взял ее за руку, легко поглаживая ее длинные красивые пальцы с короткими безупречной формы ногтями.
– Я? Я – плотник. Я здесь живу.
– Не слишком ли ты умный для плотника?
– Я закончил Военмех. Только инженеры сейчас никому не нужны. А заниматься бизнесом я не хочу.
– Почему? Неужели тебе не хочется быть богатым и успешным?
– Ну, во-первых, совершенно не хочется. А во-вторых, у меня к этому нет способностей. Не всем же быть бизнесменами, кто-то и работать должен.
– А ты считаешь, что бизнесмены не работают? – ему почудилось, что она усмехается.
– Видишь ли, они ничего не создают, в отличие от меня. То, что делаю я, можно потрогать руками. Между прочим, у меня есть спичечная модель твоего дома. Точная копия, только маленькая. Хочешь?
– Хочу.
– Я принесу. Я делаю модели всех домов, которые рублю.
– Зачем?
– Ну… просто. Это же здорово, иметь модель своего дома.
Она пожала плечами, но ничего не ответила. Не поняла.
– Я скоро возненавижу этот дом! – наконец прошипела она, – разве в нем можно находиться?
– Дом можно разобрать и перевезти в другое место. Если хочешь, я сам его разберу и соберу потом?
– Не надо. Я никуда отсюда не собираюсь уезжать! – в ее голосе появились властные и требовательные нотки. Похоже, она постепенно приходила в себя. Удивительная женщина. Другая бы еще три дня лежала в постели с мокрым полотенцем на голове.
– Ты мне не веришь? Неужели тебе мало доказательств?
– Доказательств чего? – ее голос совсем окреп, и сжиматься в комок она перестала.
– Что Долина хочет убить тебя.
Вероника вздрогнула и непроизвольно сжала его руку.
– Да? А может быть, это вовсе не долина? Кто рубил этот проклятый дом?
– Ну, люстры я не вешал, можешь быть уверена, – усмехнулся Илья.
– Почему вообще она упала? Может быть, под ней опять подгнила балка?
– Нет. У нее порвался трос. Я даже вижу его лопнувший конец, посмотри, – Илья указал пальцем на люстру.
Веронику передернуло несколько раз, и она опять тесно прислонилась к его плечу так, что его рука оказалась лежащей на ее груди. Он вздрогнул, настолько это оказалось волнующим – нет, она не монстр, она темпераментная, чувственная женщина, и удивительно красивая при этом. Ее тело живет отдельно от ее принципов, оно не может не видеть в нем мужчину.
Люстра, лежащая посреди комнаты, выглядела гораздо внушительней, чем под потолком. Вокруг блестели острые мелкие осколки лампочек. Вероника как будто опомнилась и слегка отстранилась.
– В это невозможно поверить! Неужели все сговорились, чтобы только мне не жилось здесь спокойно?
– Ну, не совсем так. Никто, конечно, не сговаривался. И трос этот должен выдерживать вес раза в четыре больший, чем эта люстра.
– Почему же он тогда порвался? Может быть, его кто-нибудь подпилил? – она немного отодвинулась от Ильи и посмотрела ему в лицо.
– Интересно, кто? А главное – когда? – фыркнул он.
– Да когда угодно! – Вероника небрежно повела плечом, сбрасывая его руку и начала подниматься с ковра на ноги, – вы же зашли сюда совершенно спокойно. Если бы я была в кабинете, могли бы сделать здесь все, что захотите.
